— Мы можем остановить эти штуки, коммандер?

— Мы можем попытаться, сэр. И, возвращаясь к прошлой теме, я бы начал со спутников и не стал бы терять времени. Генерал устроил настоящее представление в ООН, вытащив ту карту с установками в пустыне Гоби. Да, они могут поразить цель, мы ясно это видели, но они должны знать, где она находится. Именно при помощи спутников они могут отслеживать «Нимиц» и «Эйзенхауэр». Уберите эти спутники, и они будут вынуждены полагаться на три вещи: самолеты-разведчики, подводные лодки и загоризонтальные радары. Мы можем сбить самолеты, найти и потопить подводные лодки и заглушить радары. Но спутники… У нас один выход, сэр. Нужно сбить их, и немедленно.

Лейман переварил все это и положил папку на стол.

— Я понял, — сказал он. — А о скольких баллистических ракетах мы говорим, мистер Рид? Их потребовалось целых шесть штук, чтобы устроить этот погром на базе Наха.

— Боюсь, сэр, их у них несколько больше.

— Сколько? Мы говорим о паре сотен?

Рид потер нос, а затем посмотрел Лейману в глаза и сказал прямо.

— Нет, сэр, мы говорим о паре тысяч. Более 2 200 по последним оценкам, если точнее.

— Господи… — Лейман потянулся за стаканом воды.

— И еще одно обстоятельство, сэр.

— Господи ты боже мой, этих проклятых ракет вполне достаточно. Но давайте, коммандер. Что еще у них есть, о чем я должен знать?

— Ну что же, сэр… У них есть русские.

ГЛАВА 30

Адмирал Вольский сидел за большим столом в старом кабинете Абрамова в штабе Тихоокеанского флота в Фокино. Теперь это был его новый дом, его новый корабль, и эта прикованность к столу приносила с собой осознание того, что для каждого адмирала старше шестидесяти лет кладбище было не за горами. Это, скорее всего, будет его последнее назначение, и тень неизбежной отставки уже начала затмевать его долгую и выдающуюся службу. Скоро он станет похож на один из старых кораблей на кладбищах Камчатки или Сахалина, и ржавеющий остров второго тяжелого атомного ракетного крейсера проекта 1144 «Адмирал Лазарев», стоявший на якоре возле склада снабжения флота в бухте Абрек словно издевался над ним.

Да, подумал он. Ты стоишь там, «Лазарев», как и сижу здесь, за бывшим столом Абрамова. Это было его кресло, а теперь оно стало моим, пока они не отбуксируют меня в какую-нибудь заброшенную гавань, где я буду ржаветь свои последние годы. Может быть, в один прекрасный день они назовут корабль в мою честь — «Адмирал Вольский», и я снова буду жить и бороздить открытое море под звездным небом… Но не сегодня. Сегодня у меня есть другие вопросы и заботы, которые довели старика Абрамова до инфаркта и отправили на больничную койку. И самое худшее в том, что я знаю, что приближается конец, и я, сидя здесь, все еще пытаюсь найти способ послужить российскому флоту в качестве адмирала, одновременно стараясь предотвратить то, ради чего были созданы все эти корабли и подготовлены все эти люди.

Мы строим их, и, господи, в один прекрасный день используем их. Это печальная и неизбежная логика войны. «Адмирал Лазарев» видел не много за свою короткую службу. Он был заложен в старой гавани в Ленинграде в 1981 и введен в строй в 1984, совершал походы в Аден, Луанду, Вьетнам, а затем бесцельно встал у пирса, будучи выведенным из состава флота в 1999. Его сердце вырвали несколько нет спустя, подобно Абрамову, выгрузив ядерное топливо.

Его взгляд блуждал среди приземистых зданий на юго-западе от бухты Чажма, где располагался судоремонтный завод, принимавший отработанное ядерное топливо с атомных подводных лодок флота. Длинная тонкая нить транссибирской магистрали обеспечивала доставку нового топлива с Машиностроительного завода в Электростали и вывоз отработанного топлива для переработки и хранения на комбинате «Маяк» в Челябинске.