Между тем выполнение требований террористов откладывалось на неопределенное время. Они продолжали удерживать станцию, но добились своими действиями результата, прямо противоположного желаемому. Призывы Григория и Квана потонули в потоке статей о террористах, экологические требования Марии-Елены вовсе не достигли ушей публики, а Фрэнк так и не получил своих денег.

В соответствии с первоначальным замыслом, в самое последнее мгновение Фрэнк должен был покинуть своих товарищей, собиравшихся сдаться властям и продолжать агитацию. При этом подразумевалось, что, как только скрипучая бюрократическая машина выдаст решение о выплате пяти миллионов долларов, Григорий потребует положить их в чемоданы, погрузить в стоящий у ворот автомобиль и позволить одному из членов группы сесть в него и уехать.

План сводился к тому, что водитель, если его не задержат и не станут преследовать, спустя шесть часов позвонит сообщникам и сообщит, что все в порядке. Если звонка не будет, станцию уничтожат. (На самом же деле предполагалось, что, как только Фрэнк отъедет от ворот, остальные немедленно сдадутся. Фрэнк хотел взять с собой Марию-Елену, если та согласится уехать, но она, судя по всему, намеревалась остаться.)

Стало быть, власти должны были наконец осознать, что им придется расстаться либо с пятью миллионами, либо со своей ненаглядной электростанцией.

Ждать оставалось недолго.

Пэми спала больше всех, но, даже бодрствуя, была вялой и безучастной ко всему, словно захворавший ребенок. Благодаря неисчерпаемому запасу психической энергии Фрэнк отдыхал меньше всех, но и захватчики, и заложники по очереди спали на диванах в комнате отдыха, укрываясь тонкими одеялами, которые хранились в чулане на случай каких-либо осложнений, требовавших постоянного присутствия персонала на станции. (Террористы рассчитывали создать такие «осложнения», подняв шумиху вокруг электростанции, но не предвидели, что в действительности причиной осложнений станет тупиковое положение, в котором они оказались.)

Единственный на станции телевизор находился там же, в комнате отдыха. Его держали включенным круглые сутки, чтобы следить за реакцией внешнего мира на создавшуюся обстановку. Дабы не мешать спящим, громкость убавили до минимума. Вечером пятого дня после захвата станции в телепередаче впервые упомянули имя доктора Филпотта.

В этот миг у телевизора сидел и Фрэнк и две сотрудницы станции. Чтобы уловить тихий звук, им пришлось приблизиться к экрану вплотную. Мария-Елена, Пэми и два работника станции спали, а Григорий и Кван с четырьмя другими заложниками сидели у главного пульта.

«До сих пор неизвестна судьба лаборатории доктора Филпотта, именитого ученого, чьи сомнительные эксперименты в области антигравитации вызвали забастовку на электростанции Грин-Медоу, которая, в свою очередь…»

Фрэнк оглянулся. На лицах женщин, смотревших вместе с ним программу, застыл ужас. Было видно, что они молят Бога избавить их от расспросов Фрэнка. Господь не внял их молитвам.

Доктор Филпотт смотрел телевизор, сидя в комнате отдыха.

– Какая еще антигравитация? Что там болтают об антигравитации? – возмутился он.

– Профессор, они проговорились, – испуганно промолвила Синди. – Проговорились, хотя должны были молчать, – добавила она, глядя на экран округлившимися глазами и отбрасывая волосы на затылок.

Так оно и было. Непроходимая тупость журналистов, из-за которой они спутали антигравитацию с антиматерией, отвлекла внимание Филпотта от главного, куда более серьезного промаха телевизионщиков: они должны были молчать о лаборатории доктора. Разумеется, пресса знала, что лаборатория размещена на станции. Беспорядки на Грин-Медоу напрямую связывались с именем доктора Филпотта, и журналисты, естественно, с самого начала пытались встретиться с ним, чтобы взять интервью и потребовать объяснений, а власти, в свою очередь, мечтали вытащить его за пределы территории.