Большая часть детских воспоминаний Людмилы Гурченко так или иначе связана с ее отцом. В своей книге «Мое взрослое детство» она постоянно его вспоминает, рассказывает, каким он был веселым, красивым, дружелюбным — душа компании! Без сомнения, она была «папиной дочкой», чего, впрочем, и не скрывала. Она пела и плясала вместе с ним, скрывала от матери, когда узнавала что-то о его флирте с другими женщинами, восхищалась его добротой, широтой души, щедростью и чистой, почти детской душевностью и открытостью.

Глава 3

Счастливое детство прервала война. Маленькой Люсе было пять с половиной лет, когда в один прекрасный солнечный день, с виду ничем не отличающийся от остальных июньских дней, родители забрали ее из летнего детсадовского лагеря и увезли домой, в Харьков. Город уже бомбили, отец собирался добровольцем на фронт (из-за двух грыж он не подлежал призыву), мама плакала, все бегали, суетились, а пятилетняя девочка еще не понимала, что прежней жизни пришел конец.

Но непонимание длилось недолго. Марк Гаврилович, несмотря на возражения жены, взял дочь в город после бомбежки. Он знал, что такое война — пережил уже и Первую мировую, и Гражданскую — и знал, что нет смысла пытаться оградить ребенка от происходящего. Пришла пора взрослеть.

И пятилетняя Люся пошла вместе с отцом смотреть на развалины, оставшиеся от ее любимого Дворца пионеров и от сверкающего городского пассажа, на раненых людей, на кровь, слезы, боль и смерть.

Впереди ее ждали оккупация, треск автоматов, качающиеся на ветру трупы. но она уже была готова, она видела смерть и знала, что та существует.

Когда Марк Гаврилович ушел на фронт, двадцатичетырехлетняя Елена, оставшаяся одна с пятилетней дочерью на руках, не знала, что делать. Первое время надеялась, что удастся эвакуироваться, но власти вывозили заводы и прочие важные предприятия, а работники филармонии чиновников не интересовали. Поэтому 24 октября 1941 года, когда в Харьков вошли немцы, Люся вместе с мамой по-прежнему жила в привычной подвальной комнатке. Началась первая оккупация — до 15 февраля 1943 года, когда Красная армия первый раз освободила город Харьков. Казалось, что самое страшное они уже пережили, но нет — уже 15 марта немцы вновь заняли город, и на этот раз вместо войск вермахта в Харьков пришли отборные войска СС. И пережить вторую оккупацию даже женщинам и детям удалось далеко не всем.

Конечно, и первая оккупация была тяжелым временем. Из дома, где жила семья Гурченко, всех выселили — там расквартировали немецкую часть. Но найти другое жилье в опустевшем городе было не очень сложно, и Люся вместе с матерью вскоре оказалась в соседнем доме, где познакомилась с женщиной, оставившей неизгладимый след в ее памяти.

Звали новую соседку тетей Валей, она была яркой, эксцентричной и была примером такой квинтэссенции женственности, которую не может сломить даже война. Она красила волосы, носила бантики, могла за ночь сшить шляпку, а однажды вообще умудрилась сшить себе из коврика туфли! Кажется, именно тогда Людмила Гурченко поняла, какой она хочет стать, когда вырастет. Тем более что тетя Валя сама имела отношение к театру (она была костюмершей) и очень скоро сказала Елене: «Наша доця будет артисткой, Леля. У меня глаз набитый. Я ведь тоже артистка. О! Если бы не война. Хо-хо!»

При этом, что очень важно и что маленькая Люся запомнила на всю жизнь — женственная, яркая, эксцентричная женщина вовсе не значит беспомощная и бесполезная. Во время оккупации все выживали как могли, и тетя Валя была из тех, кто сумел найти вполне легальный и удивительно выгодный «бизнес». На базаре она покупала у деревенских баб спутанные мотки ниток, распутывала их, а потом наматывала на палочки.