– Представляешь, Бен, обижать такого большого негра из-за такой маленькой белой – это уж полный беспредел. – И, обернувшись к человеку с ножом: – Завтра поедешь домой.

– Нет, Хадуш!

Это крик отчаяния, которое сильнее боли в запястье.

– Завтра. Собирай вещи.

После того как Амар справился у меня о здоровье моих родственников вплоть до седьмого колена, а я ответил ему тем же, выхожу из ресторана, неся в сумке пять порций кускуса и пять шашлыков.

Двое младших, чисто вымытые, в свежевыглаженных пижамах, требуют все новых и новых подробностей. А двое старших в надушенных ночных рубашках слушают меня так, как если бы они тоже верили в эту легенду.

– Полный кайф! Все, что нужно для приличной собаки. В каждой палате – телик, программу подбирают по характеру.

– Да ну!

– Я тебе говорю.

– А у Джулиуса какая программа?

– Текс Эври.

От восторга Жереми чуть не валится с койки.

– Пойдем к нему завтра? Пожалуйста, пойдем, а?

– Исключено. Детям вход строго воспрещен.

– Почему?

– Чтоб не заразили собак.

Вот так. Вечер проходит. Само собой разумеется, в программе вечера – очередной выпуск крутого триллера о покушениях в Магазине, в котором фантазия непринужденно сожительствует с действительностью. По части фантазии сегодня Бак-Бакен и Жиб-Гиена ведут расследование в парижских канализационных коллекторах (спасибо Эжену Сю) – а вдруг оттуда есть выход в Магазин (спасибо Гастону Леру)? По дороге они встречают питона-неврастеника и берут его с собой, чтобы скрасить одиночество, присущее гомо урбанусу, человеку городскому (спасибо Ажару). На этом месте – реплика Жереми, произнесенная задумчивым тоном:

– Слышь, Бен, этот твой Стожил – он в натуре такой клевый сторож?

– Да уж, что есть, то есть.

– Значит, ни днем, ни ночью в вашу контору бомбу не принесешь?

– Думаю, трудно.

– Даже через канализацию?

– Даже так.

Клара встает, чтобы уложить Малыша, который уснул, сидя на своей круглой попке, с очками на носу. Тереза стенографирует, старательно, как в ООН.

– А я бы сумел, – говорит Жереми.

– Как?

– Увидишь.

Что он, интересно, собирается отмочить?

И подумать только, что он еще жив!

Я пытался бороться с отчаянием, представляя себе разные смешные ситуации. Например, подумал, что могу воспользоваться его положением, чтобы вымыть его наконец как следует, без риска, что он удерет, разнося клочья мыльной пены по всему дому. Вышло как-то не смешно. Попытался заснуть снова, и, видимо, это получилось, потому что утром проснулся. Проснулся в собачьем настроении, хотя в этот день у меня был выходной.

Сразу же позвонил Лауне.

– Это ты, Бен?

– Я. Позови Лорана.

На том конце провода рыдания: Лоран не пришел ночевать.

– Он больше не придет, Бен, я чувствую, он больше не придет.

Ревет в голос. Я-то знаю, что если Лоран не с ней, значит, он в больнице, и нечего сходить с ума. Он может ее бросить – да и то ненадолго – только ради своих больных.

– Дай мне телефон больницы.

– Бен, миленький, прошу тебя, будь ласков с ним. Ему так плохо!

– Я и так ласковый, такой ласковый, что самому противно. И всегда был ласковый. С кем это я, интересно, неласков, черт вас всех побери?

– Я ждал твоего звонка, Бен, я был уверен, что ты позвонишь, но, прости меня, пожалуйста, это ровным счетом ничего не изменит, она не имела права так поступить – взять и потихоньку вынуть спираль, я никогда не хотел ребенка и никогда не захочу, она это прекрасно знала, а если бы и захотел, то, вероятно, все равно предпочел бы ее одну на всю жизнь, ты понимаешь, что я хочу сказать, а потом, чтобы заводить детей, надо любить самого себя, а я себя не люблю, просто терпеть не могу, и никогда себя не любил, наверно, поэтому и врачом стал, Бен, пойми меня, я хочу, чтобы она меня любила, но не хочу, чтобы она меня воспроизводила, ты, надеюсь, понимаешь меня? Послушай, Бен, ты только ради Бога не воображай, что я хочу оскорбить семью…

(«Оскорбить семью» – ну придурок! Он разговаривает со мной так, как будто я и в самом деле шеф клана.