Чтение о гонениях или же наблюдение за ними никак не изменяет ситуацию, существующую в реальной жизни читателя или наблюдателя. Он может наслаждаться этим, пока это его привлекает, но когда всё заканчивается и он возвращается обратно в суровую реальность, он остаётся по-прежнему зависимым от своего места в обществе. Таким образом, этот способ снятия напряжения носит лишь временный характер и напоминает почёсывание укуса насекомого. Более того, почёсывание укуса может привести к усилению воспаления. Увлечение вымышленными увечьями может увеличить невнимание к феномену насилия в целом. Единственный плюс в том, что, пока люди заняты чтением книг о насилии или просмотром такого рода кинофильмов, сами они актов насилия не совершают.
Действия перенаправления агрессии зачастую характеризуются как феномен"…и клерк пнул кота". Это подразумевает то, что свой скрытый гнев на животное направляют только члены низшей ступени иерархии. К несчастью для животных, это не совсем так, и в доказательство этого общества защиты животных могут привести множество цифр. Жестокое обращение с животными служило средством выхода перенаправленной агрессии ещё со времён древних цивилизаций и, разумеется, было свойственно не только низшим слоям социальной иерархии. Мы сталкиваемся с этим и по сей день. Бойни в римских амфитеатрах, травля медведя в Средние Века и современный бой быков не оставляют сомнений в том, что причинение боли животным и их убийство всегда сильно привлекали членов суперплеменных сообществ. Действительно, с тех пор как наши предки, чтобы выжить, начали охотиться, человек стал причинять животным боль и убивать их, но в доисторические времена мотивы для этого были совершенно иными. Строго говоря, тогда жестокости в том смысле, как принято её понимать в соответствии с существующим определением "жестокость — это наслаждение от чьей-то боли", не было.
В суперплеменные времена мы убиваем животных по четырём причинам: чтобы добыть пищу, одежду и другие материалы; чтобы истребить паразитов и вредителей; с целью продолжения научных исследований, а также для того, чтобы испытать удовольствие от убийства. Первые две из этих причин объединяют нас с древними предками-охотниками, последние же две можно считать инновациями суперплеменных условий. В данный момент нас интересует только четвёртая из этих причин. Остальные, разумеется, также могут содержать элемент жестокости, но такая характеристика не является для них основной.
История намеренной жестокости по отношению к другим видам стала развиваться довольно странно. Древний охотник имел с животными много общего, он испытывал к ним уважение. Точно так же (что вполне естественно) было и у древних народностей, занимавшихся сельским хозяйством. Но с началом развития городских поселений большие группы людей лишились возможности прямого контакта с животными, и уважение было потеряно. По мере роста цивилизаций возрастала и надменность человека. Он закрыл глаза на тот факт, что от других видов животных ничем, по сути, не отличается. Образовалась огромная пропасть: теперь отличительной особенностью человека стало то, что у него была «душа», которой «нет» у других животных, — другие были всего лишь неразумными тварями, сотворёнными для его удовольствия. По мере распространения христианской религии всё сильнее стало укрепляться мнение, что животные существуют лишь для того, чтобы помогать человеку. У нас нет необходимости вдаваться в подробности, но стоит заметить, что ещё в середине XIX века Папа Пий IX не дал разрешение на открытие в Риме общества защиты животных на том основании, что человек должен исполнять свой долг по отношению к себе подобным, а к животным это никоим образом не относится. Позднее, в том же веке, один учёный иезуит написал: "У неразумных тварей нет понимания, а значит, не являясь личностями, они не могут иметь какие-либо права… Следовательно, мы не должны испытывать милосердие или какие-либо другие обязательства по отношению к низшим животным, аналогично тому, как мы не испытываем ничего подобного по отношению к растениям или камням. |