Вот почему вы занялись журналистикой, — заключил он самодовольно.
— Как проницательно, — улыбнулась Люся кротко. — Мы можем вернуться к коркорам?
— Равновесие, да. Казалось бы, противостоять чудовищным ящерам было невозможно — но на защиту всего человечества намертво встали могучие яги. И Илья Муромец, и Добрыня Никитич принадлежали именно к этому виду, и только Алеша Попович был бояном, благодаря ему мы знаем о тех великих сражениях. Ведь героям всегда требуются песнописцы, правда?
Люся согласно угукнула, и антрополог увлеченно принялся разглагольствовать дальше:
— Сегодня коркоры опасны лишь потенциально, долгие столетия преследований заставили их отказаться от видовой особенности, которая, кажется, стала уже атавизмом. Но предрассудки невероятно сильны в нашем обществе. Еще пятьдесят лет назад всех коркор принудительно запирали в спецучреждениях, а сегодня всего лишь ставят на обязательный учет.
— Что бы вы сказали, если бы в ваш университет поступила на работу легальная коркора? — нейтрально спросила Люся.
Антрополог разинул рот, изумленно глядя на нее.
— Сказал бы, — проговорил он растерянно, — что Марина Сергеевна, единственная преподавательница своего вида в этой стране, произвела бы здесь настоящий фурор. Последний раз коркора у нас родилась триста лет назад, и ее тут же обезглавили, как только поняли, кто она.
— И вам было бы комфортно работать вместе с Соловьевой?
— Ну разумеется, — не слишком уверенно протянул антрополог, — мы же разумные люди… Но ведь вы рассуждаете теоретически? — с некоторым испугом добавил он.
— Конечно, — заверила его Люся.
Выйдя из университета, она завела машину и задумалась.
Любопытство подгрызало ее изнутри, как мышь.
Нет, все равно не видать покоя, пока Люся лично не поговорит с ладой, наградившей Ветрова приворотом. Она знала за собой такую особенность: стоило чем-то заинтересоваться, так все. Переклинивало напрочь.
Ну занимательно же: о чем думала женщина, рискнувшая здоровьем из-за мужчины?
Сумасшедшие всегда привлекали Люсю — с ними получались самые захватывающие материалы.
Душераздирающе вздохнув над своими слабостями, Люся набрала Носова:
— Кость, вы когда материал про возвращение Ветрова писали, случайно не выяснили, чем занята сейчас лада, к которой он ехал пятнадцать лет назад?
— Выяснили, — ответил он рассеянно, — только не случайно, а специально!
И замолчал, решив, что вопрос исчерпан. Люся послушала тишину и поторопила:
— Ну! И чем?
— Что? — кажется, Носов уже забыл про нее. С ним такое бывало, когда он работал над материалом.
— Лада Ветрова!
— А, блин, тебе данные нужны? — сообразил он. — Повиси.
Люся выехала со стоянки, слушая шорохи в наушнике, медленно поехала по улице, пристроившись за троллейбусом.
— Вот, — ожил Носов, — кафе «Нет» на Октябрьской.
— Кафе «Нет»? — изумилась Люся. — Оригинально.
Но он уже отключился.
Все такие творческие! Все такие увлеченные!
Люся перестроилась на левую полосу, вспоминая материалы пятнадцатилетней давности. Как звали эту девицу? Владислава? Маргарита? Виктория? Мама медсестра, папа инженер. Классическая семья пролетариев.
Сынок губернатора мог бы показаться лакомой добычей, но, может, и правда любовь. Всякое бывает.
Ехать было недалеко, пробок в это время не наблюдалось, и спустя десяток минут Люся припарковалась возле кафе — ярко-красная вывеска, три восклицательных знака. Экспрессия, блин.
Ниже находилась табличка, явно противоречащая законодательству: «Мужчинам и ярилкам вход воспрещен». |