А. Москвин

Избранная библиография Д. Л. Мордовцева

«Знамения времени» (1869)

«Идеалисты и реалисты» («Тень Ирода») (1876)

«Великий раскол» (1878)

«Наносная беда» (1879)

«Лжедимитрий» (1879)

«Двенадцатый год» (1880)

«Царь и гетман» (1880)

«Сидение раскольников в Соловках» («Соловецкое сидение») (1880)

«Господин Великий Новгород» (1882)

«Замурованная царица» (1884)

«Видение в Публичной библиотеке» (1884)

«Москва слезам не верит» (1885)

«За чьи грехи?» (1891)

«Державный плотник» (1895)

I. Гришка Отрепьев на Дону

Тихая, тёплая весенняя ночь окутывает обрывистый берег Дона и далёкое, ровное Задонье. Словно бессонные очи, смотрят с тёмного неба группы созвездий Кассиопея, Возница — с яркоглазою Капеллою, с трепетно блестящим Альдебараном и Плеядами, отражаясь в тёмном зеркале спящего, тихого Дона Ивановича. Спит и жёлто-песчаная отмель-коса, недавно вынырнувшая из-под вешнего разлива вод и просохшая под жаркими лучами неугомонного южного солнца.

Тихо, беззвучно кругом. Лишь иногда, как бы сквозь сон, жалобно пропищит береговой куличок, оберегая как зеницу ока своё песчаное гнёздышко с пёстрыми крохотными яичками — будущими детками своими, куличатками.

— Славен город Черкасской! Слушай! — раздаётся в сонной тиши.

— Славен Асавул-город! — отвечает возглас в стороне.

— Славен город Раздоры! — вторит третий.

— Славен Рай-Айдар-город! — этот уже еле доносится откуда-то издалека.

И снова тихо, сонно… Что это за голоса, в ночной тиши славящие Черкасск, Асавул-город, Раздоры, Рай-Айдар-город? И кто оспаривает славу этих городов?

Ночь не отвечает… А бессонные очи-звёзды мерцают по-прежнему. По-прежнему куличок от времени до времени пропискивает спросонья свою маленькую жалобу — он и во сне, бедненький, видит своих ворогов лютых, ворон да коршунов, что ищут похитить и расклевать его сокровище, крохотные яичушки.

Медленно двигаются бессонные очи-звёзды по тёмному небу. Медленно идёт ночь задумчивая. Медленно катится тихий, сонный Дон Иванович…

— Ночь-то какая благодатная, Господи Боже! Очи твои всевидящи, сый Вседержителю, с умилением и любовию взирают на сие дело рук Твоих, Боже Всесильный… Да, давно я таких ночей не видывал, когда, внимая дыханию Бога в сём тихом плескании воды, в сём благом веянии духа Божия над землёю, плакать хочется слезою молитвенною.

— Так-так, чоловиче Божий: се така ничь, що зараз дивчина чернобрива згадуеться, як ото вона выходить до тебе у вишнёвый садочек, ниженьки свои тоби у шапку ховае, а само, мале, до тебе, козака, тулиться пригортаеться, мов та хмелиночка до явора, так-так… А хиба у вас у Москви не таки ночи?

— Нет, не такие. Холодно там у нас, хмуро, забели ночные… Нерадостно.

— Так-так… У Москви и солнце холодне и небо понуре… А довго ж таки, чоловиче Божий, ты був у того патриархи, у Иона?

— Долго-таки. Возлюбил я книжное дело паче всего мира — прилепилось к нему сердце моё, аки к служению самому Господу. А меня за сие книгочие велие в чернокнижии оговорили.

— Ах вони гаспидови дити!

Тёмными пятнами вырисовываются в темени ночи две конные фигуры.