В выходные она предпочитала не надевать свои роскошные платья и chapeaux размером с небольшой поднос и лениво слонялась по комнатам в расшитых шелковых халатах с широкими рукавами и украшенными бриллиантами застежками, а ее длинные и густые волосы, совсем как у Мадонны, струились по спине. Казалось, что она передвигается, окутанная неким облаком. Но каким бы небрежным ни был ее наряд (с ее точки зрения, но не с моей; я считала, что она всегда появляется одетая как на праздник), я заметила, что она никогда не снимает корсета.

Когда я наконец набралась смелости и спросила ее, не тяжело ли ей с утра и до вечера ходить закованной в китовый ус, Эмильена усмехнулась:

— Мучительное испытание, конечно, но надо терпеть, тут есть свои плюсы. Между нами, молодость моя уже далеко в прошлом, ma chère, а потому приходится как-то поддерживать хотя бы ее иллюзию. — Она задумчиво посмотрела на меня. — А вы разве никогда не носили корсета?

Конечно носила, хотя старалась делать это как можно реже и совсем перестала после того, как прекратила петь в ресторанах.

— Я не люблю их, — покачала я головой.

И снова мне пришло в голову, что она видит меня насквозь и понимает, что перед ней девушка, которая нигде не бывала, ничего не знает и не умеет одеваться.

— Вот она, упругость и эластичность юности, — вздохнула Эмильена. — Когда вы поворачиваетесь, становитесь ко мне боком, вас практически не видно. Такая плоская и тоненькая… Как я вам завидую! Хотя корсет приподнял бы вам грудь, а такие люди, как Бальсан… В общем, они предпочитают женщин попышнее, с округлостями.

Это что, недостаток — отсутствие округлостей?

Потом она неожиданно переменила тему и попросила показать ей мои шляпки. На мгновение я испугалась, мне было страшно, что, с ее утонченностью, изысканностью, она посчитает мои творения жалкими суррогатами. Но я все же повела ее наверх, в свой салон, куда до сих пор ее не пускала и где просиживала часами, доводя свои шляпки до того, чтобы они выглядели в наилучшем свете. Она сразу подлетела к стоящему возле окна столу, где рядами выстроились мои творения. У меня болезненно сжалось сердце. Эмильена молчала и лишь осторожно водила над шляпками пальцами, не касаясь их. Один Бог знает, о чем она думала. Я уже хотела было выпалить, что, мол, занимаюсь этим от скуки, чтобы только время проводить, и мне все равно, понравятся они кому-нибудь или нет, как вдруг она бросила на меня взгляд через плечо:

— Можно примерить?

Она выбрала самую нарядную из моих шляпок: круглую, с загнутыми спереди маленькими полями, с камелиями из черного шелка и черными перышками. Лично мне она нравилась меньше остальных. Я считала, что в ней нет изюминки, однако когда Эмильена развернулась к зеркалу, я вдруг поняла: ей эта шляпка подходит просто идеально. Внешне мы с Эмильеной были совсем разные. Она была довольно широка в кости, высокая, скорее не толстая, а пухленькая. Ее фигура, затянутая в корсет, напоминала песочные часы: полная грудь, осиная талия, округлые бедра. И моя шляпка лишь подчеркивала статную фигуру Эмильены, не подавляя ее роскошных форм. Пристроив шляпку на голове, Эмильена слегка сдвинула ее набекрень и едва заметно нахмурилась.

Я поспешила к Эмильене, поправила шляпку, надвинув ее пониже на лоб.

— Ее что, надо носить так? — неуверенно спросила она.

Я кивнула:

— Она должна как бы обрамлять лицо.

— Но тогда прическа должна быть…

— Да-да, как можно проще. Шляпка будет плохо сидеть, если волосы зачесаны слишком высоко.

— И никакого каркаса из конского волоса, чтобы приподнять прическу? — Эмильена поймала в зеркале мой взгляд. — Да это настоящая революция, честное слово.