«Как бы я хотел познакомиться с ней!» — неожиданно подумал маркиз, словно речь шла о живой женщине из плоти и крови.
Сворачивая с Пиккадилли на Беркли-сквер, он одернул себя. Нельзя же, в самом деле, так терять голову от простой картины! Если бы это произошло не с ним, а с кем-нибудь другим, он бы первый высмеял такое ребячество.
Мысли маркиза снова вернулись к леди Эбботт. Если она сумеет, как он рассчитывал, хотя бы немного противостоять его знаменитому обаянию и не сдастся сразу, вечер можно будет считать проведенным удачно.
Входя в дом, Фейн надеялся, что это увлекательное состязание не будет слишком легким или слишком простым, иначе скука снова овладеет им.
Седовласая женщина, стоявшая у плиты, помешивая что-то в кастрюле, обернулась на звук шагов и сообщила:
— Доктора до сих пор нет.
— Он обещал, что придет, — обеспокоенно произнесла Сирилла, — но мне кажется, он догадывается, что нам нечем ему платить…
— Уж это точно! — кивнула головой Ханна. — Вы купили все, что я просила?
Да, и при этом истратила все до последнего пенни. У нас не осталось ничего! Разве что мистер Айзеке придет сегодня и принесет что-нибудь за картину…
— Ему уж давно пора было прийти! — наставительно заметила служанка и решительно добавила: — Не доверяю я ему, хоть убейте!
— Но он единственный из всех торговцев картинами не отвернулся от нас, когда папа захворал! — взволнованно произнесла Сирилла. — Ох, Ханна, боюсь, что нам придется или продать еще что-нибудь, или попросту голодать…
— А что мы можем продать? Ведь в доме не осталось ни одной картины, — резонно заметила пожилая женщина.
Сирилла ничего на это не ответила. Сняв плащ, она почувствовала привычную усталость, одолевавшую ее уже несколько недель. «Должно быть, это оттого, что я плохо питаюсь», — удрученно подумала девушка.
В самом деле, все скудные средства, которыми располагала семья, шли на приобретение лекарств для отца, а обе женщины — и Сирилла, и Ханна — довольствовались овощами да изредка яйцами, не имея возможности купить что-нибудь более существенное.
Прошло уже три дня с тех пор, как Сирилла отнесла Соломону Айзексу Ван Дейка — картину, которую Франс Винтак не успел закончить, сраженный внезапной болезнью.
Удивляясь собственной смелости, Сирилла своей рукой добавила к полотну несколько необходимых штрихов, а затем «состарила» его способом, которому в свое время обучил ее отец. Несколько лет назад, когда мать Сириллы тяжело заболела, а средств на ее лечение не было, поскольку картины Франса распродавались очень туго, он как-то с горечью воскликнул, обращаясь к дочери:
— Если так пойдет и дальше, я преподнесу им урок, который они не скоро забудут!
— Что ты хочешь этим сказать, отец? — спросила удивленная Сирилла.
— А то, — загадочно начал Франс Винтак, — что много лет назад, когда я учился живописи в Кельне, я видел, как создаются подделки.
Сирилла не сводила изумленного взгляда с отца, а он между тем продолжал:
— В Кельне у меня был один необычный знакомый… Как правило, он целыми днями просиживал в картинной галерее и рисовал. Поскольку я сам частенько наведывался в галерею, меня заинтересовало, что делает этот человек.
— Наверное, он рисовал копии, чтобы потом продать их? — рискнула предположить Сирилла.
Правильно, — кивнул Франс Винтак, — но изготовлял он их с таким мастерством, что, закончив, ставил рядом с оригиналом и со смехом восклицал, обращаясь к зевакам, собравшимся поглазеть на его работу: «Ну что, сумели бы вы отличить одну от другой, если бы они обе были в рамах?»
— Неужели они были так хороши? — усомнилась Сирилла. |