Но, Чезаре, запомни: наш разговор – секрет.
– Между нами двоими?
– Между нами двоими.
– А Джованни?
– Нет, Чезаре, нет. Я не могу доверить этот секрет даже Джованни. Джованни, в отличие от тебя, слишком легкомысленный. Я считаю, что тайну следует охранять самым строгим образом, поэтому выбрал в конфиданты именно тебя.
– Благодарю, святой отец.
– Дорогой мой сынок, я решил избавить мою дочь от этого человека.
– И каким способом?
– Существует развод, но церковь не любит разводов. И я, как глава церкви, обязан осуждать разводы – кроме как, скажем, при особых обстоятельствах.
– Значит, Ваше Святейшество предпочитает иной метод? Александр кивнул.
– Ничего невозможного нет, – ответил Чезаре, взор его сверкал. Да, необходимость умертвить Вирджинио Орсини печалила его, но необходимость избавиться от Джованни Сфорца? О, нет!
– Прежде всего, – сказал Папа, – мы должны вызвать его в Рим.
– Давайте так и сделаем.
– Легче сказать, чем сделать, сынок. Этот провинциальный хозяйчик относится к нам с подозрением.
– Бедная Лукреция, как, должно быть, она страдает!
– По правде говоря, я в этом не уверен. Тон ее писем стал холоднее, порою мне кажется, что владетель Пезаро сумел отторгнуть ее от нас, что она все больше становится его супругой, а не моей дочерью и твоей сестрой.
– Такого нельзя допустить! Он превратит ее в такое же скучное и нелепое существо, как он сам! Мы должны вернуть ее, отец!
Папа важно кивнул:
– И вместе с нею – Джованни Сфорца. А когда они прибудут…
Папа на секунду умолк, и Чезаре переспросил:
– Так что случится, когда они прибудут?
– Мы разоружим его своим дружелюбием. И это – первый шаг. Словами, жестами, делами мы дадим ему понять, что он для нас больше не чужак. Он – супруг нашей возлюбленной дочери, и мы отдаем ему часть своей любви.
– Это будет довольно трудно, – угрюмо заметил Чезаре.
– Нет, если все время помнить о конечной цели.
– А когда он окончательно уверится в нашем расположении, – мечтательно проговорил Чезаре, – мы пригласим его на банкет. Но сразу же он не умрет… Это будет долгая и мучительная смерть.
– Да, мы препоручим его заботам кантареллы…
– С превеликим удовольствием, – заявил Чезаре.
Итак, Лукреция с супругом отправились в Рим. Джованни Сфорца ныл всю дорогу:
– Что еще задумала твоя семейка? С чего это вдруг они воспылали ко мне таким вниманием и любовью? Я им не доверяю.
– О, Джованни, какой ты недоверчивый. Все это потому, что они любят меня и увидели, что ты сделал меня счастливой.
– Предупреждаю: я буду настороже! – объявил Джованни.
Но и он был поражен оказанным ему приемом.
Папа обнял его и назвал возлюбленным сыном, объявил, что супруг Лукреции достоин самого высокого чина при папском дворе. Никогда еще в жизни к Джованни не относились с такой помпой. И страхи его постепенно таяли: в конце концов, говорил он себе, я – муж Лукреции, и Лукреция вполне удовлетворена нашим супружеством.
Он без конца обсуждал этот предмет со своим наперсником – юным красавцем Джакомино, камердинером. Джованни полагал, что во всем свете лишь Джакомино достоин его доверия.
– Мой господин, – отвечал Джакомино, – вам кажется, что вас приняли самым благоприятным образом, но, мой господин, храните осторожность. Говорят, что есть за столом Борджа опасно. |