Сфорца поднял глаза. Прямо перед ним, в сиянии золотых волос, стояла девушка в пурпурном платье, расшитом рубинами и жемчугами. Она крепко ухватилась за перила балкона, и лучи солнца играли в драгоценных кольцах, которыми были унизаны ее пальцы.

Она глядела вниз, на братьев и на того человека, который должен был стать ее мужем.

Ей было всего тринадцать лет, и жизнь еще не лишила ее романтических иллюзий. Она улыбнулась и приветственно подняла руку.

Сфорца угрюмо смотрел на нее. Ее красота нисколько его не трогала. Он чувствовал рядом с собой присутствие ее братьев и думал лишь об одном: до какой степени можно доверять им и Папе?

Во дворце Санта Мария царила суета, люди перешептывались или перекрикивались, бегали туда-сюда, в передних толпились портные и парикмахеры. Лукреция закрылась в комнате со своим капелланом, он подготавливал ее к предстоящему событию духовно, те же, кто должны были подготовить ее физически, томились в ожидании своей очереди.

Жара стояла невыносимая, и Лукреция буквально сгибалась под тяжестью свадебного наряда, густо расшитого золотом и украшенного драгоценностями на громадную сумму – пятнадцать тысяч дукатов. Ее золотистые волосы были убраны под сетку, которая также сверкала каменьями. Адриана и Джулия настояли на том, чтобы нанести ей на лицо грим и выщипать брови, дабы Лукреция выглядела как настоящая элегантная дама.

Никогда еще в жизни не испытывала Лукреция такого возбуждения. Пусть платье слишком тяжелое для такого жаркого дня – не важно, она ужасно себе в нем нравилась.

Она думала о свадебной церемонии, о людях, которые будут глазеть на нее на всем пути от дворца до Ватикана, и о себе, героине этого замечательного события. О том, как пажи и рабы будут бежать перед нею и рассыпать благоухающие цветы. О том, что предстоит ей как невесте, она думала мало.

Судя по тому, что она видела вокруг себя, брак – вовсе не тот вопрос, о котором следует долго размышлять. Джованни Сфорца казался ей стариком и к тому же ужасно скучным – глаза у него тусклые, совсем не такие, как у Джованни и Чезаре. Он был слишком напыщенным и выглядел немного суровым. Но брачные отношения пока не были подтверждены и, как объяснила ей Джулия, ей пока нечего волноваться в отношении Сфорца, если вообще когда-нибудь придется волноваться. Она останется в Риме, так что свадьба – просто прекрасный праздник, а она – его главная героиня. Вдруг Джулия хлопнула в ладоши и приказала:

– Приведите рабыню, пусть мадонна Лукреция увидит ее. Слуги поклонились, и вскоре перед Лукрецией предстала карлица-негритянка. На ней было расшитое золотом и драгоценностями платье и сетка для волос – наряд ее в точности повторял наряд хозяйки. Лукреция закричала от восторга, потому что черные волосы и лицо негритянки потрясающе оттеняли светлую красоту самой Лукреции.

– Она понесет твой шлейф, – пояснила Адриана. – Вот уж уморительное зрелище!

Лукреция кивнула, повернулась к столу, на котором стояла ваза со сластями, схватила горсть и запихнула негритянке в рот.

Темные глаза вспыхнули признательностью и любовью – как светились глаза всех слуг, когда они смотрели на мадонну Лукрецию.

– Хватит, – строго прервала эту забаву Адриана, – у нас еще много дел. Мадалена, принеси драгоценные флаконы для духов.

Мадалена повернулась к двери и остолбенела от удивления, поскольку на пороге комнаты возникла мужская фигура, а мужчинам не положено входить, когда дама одевается. Но господин Чезаре не подчинялся никаким законам, кроме своих собственных.

– Мой господин… – начала Адриана, но Чезаре сдвинул брови, и она благоразумно умолкла.

– Чезаре, что ты думаешь о моем платье? – в восторге спросила Лукреция. – Оно восхитительное, правда?

Чезаре не ответил на вопрос и, глядя на Адриану, сказал:

– Я хочу поговорить с сестрой… наедине.