Говорят, сгустились тучи и над Хозяином, как в регионе величают бывшего первого секретаря обкома партии. Оно конечно, давно пора дать старику под зад, удивительно, что все еще держится… В речах он, естественно, поддерживает перестройку – послушаешь, даже не верится: хозрасчет, арендный подряд, рыночная экономика… Но из слов борща не сваришь, старик отлично знает, что значит отдать землю крестьянам, ввести на селе арендный подряд и отпустить вожжи директорам предприятий. Это все равно что выкопать себе и всему аппарату глубокую могилу.

Сейчас ты – власть, к каждому твоему слову прислушиваются, в рот заглядывают, для председателя колхоза Хозяин выше самого бога, а арендатору все до лампочки – сеет, когда хочет, без указаний сверху, убирает тоже, ну соберет со своей сотни гектаров вдвое больше, так это же выгодно только ему, это его собственная заслуга, а не райкомовская. Директор завода тоже планирует сам, ориентируется на рынок, а с исполкомом ничего согласовывать не нужно.

Глядя на игру, Георгий Васильевич думал почти о том же: ему надоели горкомовские секретари и инструкторы, без которых и шагу нельзя сделать, надоел и сам Пирий с его гордостью и высокомерием. Ну, кланялись тебе, угождали, проигрывали в преферанс, давали просто так, не очень скрывая это, а он воспринимал все это как должное, более того, сам верил в свою исключительность, разум и организаторский талант.

А если по существу, разум-то средненький, и держится Кирилл Семенович только благодаря им – тем, кто расписывает сейчас пульку. А не было бы его, Белоштана, еще Хмиза да четвертого партнера – заведующего горторготделом Мокия Петровича Губы, еще двух-трех на самом деле мудрых, опытных и обстоятельных, так сказать, соратников, жил бы ты, господин мэр, на свою номенклатурную зарплату и не знал бы вкуса настоящего джина.

Георгию Васильевичу от этой мысли сделалось приятно и легко, поскольку ощутил себя настоящим хозяином города. А если разобраться, кто такой Пирий? Марионетка, кукла, Карабас-Барабас, которого можно дергать за нитки. Это только внешне он страшный, а на самом деле напуган и сделает все, что они пожелают.

Подумав так, Георгий Васильевич улыбнулся. Внутренние тревога и страх, которые не покидали его последнее время, стали постепенно униматься. Это только первоначально перестройка и трепотня о гласности напугали его, да и не только его – скорее всего, кажется, Пирия и иже с ним. Сейчас, присмотревшись и придя в себя, Георгий Васильевич понял, что и перестройка даст ему некоторые шансы, более того, сейчас он может узаконить свое подпольное предприятие, может спать спокойно, не ожидая, что кто-нибудь из умных и неподкупных людей из ОБХСС выйдет на левый цех и его дефицитную продукцию, изготовляемую уже не первый год.

Георгий Васильевич и раньше спал без тревоги за Пириевой спиной, тем более зная, что сам начальник УВД города полковник милиции Псурцев в курсе их дел, а его дорогая половина носит кофточки и другие трикотажные изделия, изготовленные городскими мастерами и обозначенные импортными этикетками. Зачем заниматься завозом трикотажа из-за заграницы, – это дорого и нет большого объема. Пусть этим занимаются «челноки». Почти никто не может обнаружить подделку, и Белоштан страшно гордился этим: может работать не хуже, чем в Милане или Амстердаме, стоит только заинтересовать людей, наших простых тружеников, умельцев – вспомните только, кто подковал английскую блоху! Надо заинтересовать мастера, не стоять над его головой, не подгонять, придумывая всякие соревнования, что и до сих пор любят делать аппаратчики, наконец надо прилично заплатить за его труд – и он свернет горы.

Именно так размышлял Георгий Васильевич, взвешивая, открывать или не открывать левый цех. Людей подбирал туда сам и платил им втрое больше, чем зарабатывали на фабрике, – жалоб и анонимок не боялся.