— Для людей, да не для всех, — иронично заметил Антонов.

— Так это было всегда и будет до конца мира: кто-то богач, кто-то бедняк. Но и бедняк, если у него тяга к прекрасному, может, проходя мимо, полюбоваться прекрасным фасадом: и резной дверью, и яркой вывеской, а главное, этими витражами, ведь не ресторан, а картинная галерея! Кстати, как там мой лучший друг Бубнов поживает на пенсии? По ночам кошмары не мучают?

Этот переход от высокого искусства к главному виновнику своего ареста был неожиданным, но, похоже, Антонов ждал этого вопроса. Он сказал спокойно, даже с ленцой:

— Ему уже ничего не снится. Рак желудка свел мужика в могилу, за три месяца «сгорел». Никто и подумать не мог, что такой дуб так быстро рухнет.

— Знаю, знаю. Я даже после освобождения не поленился на Митинское кладбище съездить посмотреть. О мертвых плохо говорить нельзя, мы и не будем.

— А вы хорошо, оказывается, осведомлены о наших делах.

— Да слухом земля полнится! Я и вашу теперешнюю должность знаю, Павел Анатольевич, и где обитаете. Впрочем, могу сказать искренне, что к вам никаких претензий не имею, вы тогда там только присутствовали. И ещё что важно, там, в зоне, не то чтобы раскаяние, а мысль меня посетила, что грешил я все-таки много и потому хоть и по ложному обвинению, но в целом по справедливости в зоне оказался.

— Ну, хорошо, если так. Значит, все завершилось благополучно! А как удалось вам подняться и вновь занять солидное положение?

— А друзья помогли! Их у меня много, и это очень хорошо, когда у человека много друзей. А вы так не считаете?

— Считаю, но самое главное, что вы сами так думаете. Почему бы нам не укрепить наши дружеские отношения?

— Например? — хитровато прищурился гостеприимный хозяин.

— Ну, например, мы зададим вопрос, а вы нам подскажете ответ, а мы потом отплатим вам хорошим отношением в трудную минуту. Так как?

— Ваше хорошее отношение дорогого стоит, — с неприкрытой иронией заметил Михаил Семенович, — да только вопросы у вас каверзные, что называется, на засыпку. Да и всех ответов я не знаю.

— Ну, например, появился какой-то малый, вроде взрослый, а любил с сапожным шилом баловаться?

— Но откуда мне-то это знать? Я все больше о дебете-кредите беспокоюсь, а к сапожным делам отношения не имею.

— Ну нет так нет. За спрос денег не беру. Я рад, искренне говорю, Михаил Семенович, что увидел вас в добром здравии и на подъеме.

— Спасибо и на этом. А за прошлое я зла на вас не держу, поверьте. Я и тогда понимал, что «нахалка» — это Бубнова дело. А о нем чего теперь говорить: он на небе перед Высшим судом ответ держит. Прощайте, рад был вас видеть! — и хозяин кабинета поднялся, давая понять, что разговор закончен.

Антонов хотел что-то сказать в ответ на скрытый упрек хозяина, но передумал, и они с Ильиным, попрощавшись, направились к двери. Уже вслед им хозяин, несколько понизив голос, сказал:

— Павел Анатольевич, в знак старого знакомства примите совет: поспешите заловить вашего Сапожника, а не то вас опередят и вы его никогда не увидите. Он сам по себе птица мелкая, недоучившийся медик, но за ним люди стоят серьезные. Прошел слушок, что надоел он им. Больше ничего, к сожалению, сказать не могу. И не знаю, да и сам вставать поперек дороги не хочу никому из сильных мира сего.

Антонов, держась за ручку двери, благодарно кивнул:

— И на этом спасибо, Михаил Семенович.