– Вот распорядитель. Предъявите ему свою грамоту о баронском титуле, и он впишет вас под очередным номером в число участников турнира.

Влад так и сделал, вписавшись под номером сто восемьдесят пять в толстенный гроссбух, после чего они быстро ретировались из этого дурдома.

Шатры уже были поставлены, над огнем висели котлы с водой – каждый рыцарь обеспечивал пищей себя и своих людей, попрошаек и нищих в этом мире не привечали. Впрочем, через некоторое время раздался звук трубы герольда, и высыпавшие из своих шатров люди услышали, как он приглашает рыцарей вечером на пир в честь завтрашнего турнира и на жеребьевку.

Через несколько часов отдохнувший Влад в сопровождении Борислава поехал в замок. В воротах въезжающих встречал распорядитель, сверяющийся со списками. Борислава внутрь не пустили – Владу пришлось бросить ему поводья и пройти одному пешком, как и всем приезжим. Понятно, что больше двухсот рыцарей – и так слишком весомая нагрузка для замка, а если еще и их оруженосцев принимать, то места в пиршественном зале точно не хватит.

Влад приказал Бориславу ориентироваться по обстоятельствам и ждать его к окончанию пира с лошадьми. Найти пиршественный зал было просто – туда несла толпа людей, которые или были раньше в замке, или просто шли на запах мяса.

Огромный зал был уставлен длинными столами, которые образовывали букву «П», у верхней перекладины которой сидели графиня Савалова и герцог Ламунский – представитель императора, призванный наблюдать за соблюдением закона и судействовать на турнире. Как слышал Влад от Борислава, сам император не пожелал тащиться в такую даль и отвлекаться от государственных дел – таких, как соблазнение придворных дам.

Со слов Борислава, Ламунский представлял собой довольно нередкую помесь дворянского чванства с болезненным чувством чести, понимаемым им весьма своеобразно. К примеру, в отношении дворянина слово было золотом, которое нельзя просыпать, а простолюдин мог и не дождаться справедливости, так как герцог считал, что дворяне гораздо выше всех и по уму, и по всему остальному. Ламунский не любил и выскочек – «из грязи в князи», счастливым случаем занесенных на вершину иерархической пирамиды. То есть Влад с его купленным баронством был для него хуже простолюдина, – выскочка. Из этого следовал сам собой вывод: турнир будет для барона не таким уж простым делом, как он думал. Ну, политика никогда не была чистым и простым делом – в конце концов решил он.

Пришедших рассадили по своим местам согласно номерам – Владу досталось место не на самом конце стола, но и не очень близко к графине и герцогу. Впрочем, ему на это было наплевать – хотелось скорее отсидеть положенное время и быстренько свалить в свой шатер, лечь на раскладную походную кровать и вытянуть ноги. Он и на Земле-то ненавидел крупные посиделки типа свадеб и других торжеств, а уж тут, среди толпы незнакомых людей, во враждебном окружении, ему совсем не нравилось. Распорядитель произнес, с благосклонного кивка герцога, речь, в которой было изложено, что в начинающемся завтра турнире бой будет идти за руку графини и графский титул Саваловых, а сам турнир должен продолжаться до тех пор, пока противники будут в силах в нем участвовать, ну а тем, кто боится и желает выйти из состязания, следует тут же об этом заявить. Как будто нашелся бы такой дурак, который встал бы и при всех сообщил, что он струсил и не желает дальше участвовать в этом действе.

Влада откровенно забавляла нарочитая торжественность и глупость происходящего. Хотя, думал он, у всех народов свои традиции, вот у племен каннибалов на островах Полинезии есть обычай при встрече чужака или представителя соседнего племени сразу строить страшные рожи, высовывать подальше свой язык, дико гримасничать и изображать, что он вот-вот его сейчас убьет.