На мгновение Мэт застыл, потом, прищурив глаза, он мысленно переделал последнюю строку стихотворения. Что ж! Герцог навредил себе сам...
— Твой отец был моим пленником, как ты знаешь. — Герцог внимательно всматривался в лицо Иверны: его интересовало, как она отреагирует на слово «был». — Он был храбрым, но глупым человеком и выдержал все мои пытки, но не отказался от своих земель в мою пользу. Теперь он мертв.
Иверна с ужасом смотрела на него.
— Я понимаю, как это тяжело, — мягко сказал герцог, в его голосе засквозили нотки сочувствия. — Поплачь, надо дать выход своему горю.
Слезы хлынули по щекам Иверны, как она ни старалась сдержать рыдания. Девушка зажмурила глаза и прикусила губу.
— Не сдерживайся, не сдерживайся, — утешал ее герцог. — Никто не осудит тебя за твои слезы раскаяния.
Раскаяния? За что?
— Отец! Мой бедный отец! — задыхалась Иверна.
— Ай-ай, конечно, это тяжело. Очень тяжело, — вкрадчиво приговаривал герцог, — но ты должна знать, бедная девушка...
Иверна не могла больше сдерживать стоны, хлынул поток слез, она дрожала и всхлипывала. Герцог, напряженный, как натянутая струна, нашептывал какие-то успокоительные слова, похлопывая по связанным рукам пленницы. Ему даже в голову не приходило, что виной ее страданий был он сам.
Похоже, он выбрал правильную стратегию. Когда всхлипывания стали затихать, герцог решил перейти к советам:
— Ты же всего-навсего слабая женщина и к тому же такая молоденькая. Совершенно очевидно, что ты не готова управлять герцогством. Для тебя это будет непосильной ношей. Ты вся согнешься под ней, она тебя сломает. Даже если ты просто будешь вершить правосудие, это будет мукой. Разве ты сможешь отдать приказ, чтобы убийцу повесили, а потом спокойно уснуть?
Иверна продолжала причитать.
— Отвали от нее! — рыкнул Фадекорт. — Неужели ты не можешь оставить ее один на один со своим горем?
Герцог бросил взгляд на циклопа, его глаза сузились, и он кивнул палачу. Метнулась рука — рот и нос циклопа заткнули тряпкой, другая рука поднесла раскаленное железо к его плечу. Фадекорт изогнулся от боли, но смог сдержать крик.
Иверна, стоявшая спиной к Фадекорту, все еще плакала и не заметила, что происходит сзади.
— Нет, совершенно очевидно, ты не можешь принять на себя такую тяжесть, — нашептывал герцог. — Бедная девушка, я тебе помогу! Только передай мне свои земли, и я за тебя буду ими управлять мудро и справедливо!
— Никогда! — Голос Иверны звучал хрипло. Глаза герцога сверкнули.
— Никогда — это слишком большой промежуток времени. Твой народ страдает, даже сейчас его обирают мародеры. Могут ли они ждать, когда ты найдешь время, чтобы взять па себя управление своими землями?
— Осторожнее. — Хотя сэр Ги говорил очень тихо, казалось, его голос заполнил всю камеру. — Осторожнее, что, если он врет? Возможно, что твой отец все еще жив. Может быть, он изувечен и не в силах править. В таком случае ты передашь ему свое регентство, а не...
— Заткнись! — рявкнул герцог, и в грудь сэра Ги вонзились кинжалы. Его скулы сжались, подавляя крик боли, а чья-то мясистая рука заткнула ему рот.
Но его слова сработали. В глазах Иверны засветился огонек надежды, и она воскликнула:
— Никогда, герцог-злодей! Пытай меня, как тебе заблагорассудится, я никогда не отдам бедных крестьян моего отца и наши плодородные земли в твои злые руки! За них я перенесу все муки!
— Будь уверена, ты помучаешься! — взорвался Бруитфорт. — Твой отец действительно умер! Он умер на моих руках, которыми я держал орудия пыток, но этот глупец отказался уступить мне свои земли! Тебя ждет такая же участь!
— Мне только остается доследовать примеру такого достойного человека! — воскликнула Иверна с побледневшим от гнева лицом. |