— Или так.

Интерлюдия: Аркадий Весёлов и Михаил Бастрыкин, 819 год (13,5 лет назад)

Никогда до этого Аркадий не желал смерти. Ни разу. Он верил в Творца, да, а потому не торопился на посмертный суд. Намерения не уничтожают грех, и кто знает, признают ли благие последствия его деяний стоящими сопутствующих жертв?.. Какие мотивы увидят в его душе, когда ее освободят от плоти?

Теперь же… Теперь ему отчетливее помнилось, что Творец всеблаг, и он был больше склонен надеяться на его милость. Малодушие, конечно. Но очень тяжело сохранять твердость духа, когда не хватает воздуха; когда тошнота соседствует со слабостью и постоянным чувством голода; когда рядом щелкает и тихонько гудит машина, перекачивающая его кровь, а сердце не бьется в груди. И только боль в груди, время от времени врывающаяся резью сквозь опиаты, напоминает о том, что это сердце когда-то было.

Если в палате присутствовал работник Службы или СВБ, снимающий показания, Аркадию было легче. Он собирал волю в кулак, напоминал себе, что именно ради этого все и затевалось, и начинал говорить. Рядом с Лёшкой тоже было легче. Нужно было делать вид, что ему не так уж плохо, это помогало. Да и минуты тянулись не так бесконечно.

Но Лёшка не приходил со вчерашнего дня…

Умереть точно было бы легче. Гораздо.

Впрочем, он и умирал. И это тоже было мучительно: чувствовать, как сила и жизнь покидают тело с каждой минутой. Как там сказал Григоровский? «Если достанем трансплант, протянешь еще несколько лет. Если нет… Дети на таких аппаратах обычно долго не выживают. Не хватает выносливости, да и просто массы тела. Ты за несколько недель превратишься в скелет, обтянутый кожей. Так что поторопись с тем, ради чего ты это затеял».

Григоровский, конечно, та еще мразь и к Аркадию теплых чувств не испытывает — после недавнего-то шантажа. Но хирург великолепный. И знает, о чем говорит. Значит, надо выдержать хотя бы несколько недель. Попытаться… Надо как можно больше попытаться узнать про магию, провести эксперименты, раз Смеющийся Жнец больше его не ограничивает… Смешно, кстати, но серп немного жаль. Красивый был.

Если, конечно, хватит сил. И если эти несколько недель у него все-таки будут. Может быть, сработают аппаратные игрища, и Лёшка не сможет его защитить. Магистр луны — высокий чин, но при этом Лёшка служака, не интриган. Он может просто не узнать. Дверь в палату распахнется, кто-то войдет быстрым, тяжелым шагом, дернет на себя провода от «внешнего сердца» — и Аркадия не станет.

Какая… Соблазнительная мысль.

Дверь в палату распахнулась, и кто-то вошел быстрым, тяжелым шагом, чуть прихрамывая на одну ногу. Остановился у кровати.

— Мишка, ты? — спросил Аркадий, открывая глаза.

От слишком резких слов тут же поплыло перед глазами, горло запершило. Опять забыл. Нужно говорить мягче.

Мишка Бастрыкин, мрачный, уже начинающий лысеть, в халате поверх дорогого костюма, стоял возле больничной койки и мрачно смотрел на старого друга.

— Ну привет… Бессердечный ты мой, — сказал он.

— Привет… — прошептал Аркадий.

— Ты поменьше-то говори. Меня предупредили, что тебе не особо можно.

— Мне теперь ничего нельзя, — Аркадий улыбнулся. — Как будто меня это когда-то останавливало.

Бравада пролетела мимо Мишки.

— С завтрашнего дня я буду Великим Магистром, — сухо, тяжело сказал он. — Если ничего не переиграется в ближайшие сутки, но, вроде, не должно.

— Поздравляю. Ты давно к этому шел.

— Да ни хрена подобного! — рявкнул он. — Я не собирался хвататься за гуж именно сейчас! Ничего не было готово! Я пошел ва-банк, рискнул и своей башкой, и своей командой — и все ради тебя, идиота!

— Ради меня? — Аркадий снова прикрыл глаза.