Вот так. Еще один вопрос о Бэрронсе остался без ответа.

Я рванулась следом, переступила через него и изо всех сил ударила в челюсть. Он начал говорить, и я ударила его снова. Как бы мне хотелось, чтобы чуть раньше я съела Невидимого! Я бы десяток сжевала, а потом вернулась сюда и покончила с Бэрронсом, и черт с ними, с ответами.

– Как ты смеешь припираться и заставлять меня отвечать, если сам ни разу не ответил мне ни на один вопрос? – зашипела я.

Я ударила его в живот. Сильно. Но он даже не моргнул. Я ударила его снова – и снова ноль эмоций.

– А вы стоите надо мной загорелая и довольная и очень хотите знать, почему я использовал Глас?! – проревел он. – Где вас черти носили? Вы снова встречались с В'лейном. Как вы думаете, мисс Лейн, сколько пощечин я могу вытерпеть? – Бэрронс схватил меня за руку, когда я снова попыталась его ударить.

Я замахнулась другой рукой, но он поймал и ее.

– Я предупреждал, чтобы вы не стравливали нас!

– Я не стравливаю! Я пытаюсь выжить. И когда я ушла с В'лейном, это не было пощечиной. – Я пыталась вырвать запястья из его хватки. – От тебя мне толку мало. Ты никогда не отвечаешь на мои вопросы, так что нечего винить меня в том, что я отправилась искать ответы в другом месте!

– Так же как муж, не заставший жену дома, может отправиться искать утешения на стороне?

– Что?

– Какого слова вы не поняли? – окрысился Бэрронс.

– И этот человек обвиняет меня в нелогичности! Это не мой дом, и никогда им не станет, и тут никто никому не жена! – Я почти кричала.

– Вы считаете, что я этого не знаю?

Бэрронс оказался подо мной, и я тут же прониклась паранойей по двум пунктам. Первым была длина моей юбки – кажется, недостаточная. Второй пункт был не моей проблемой. Я наклонилась, чтобы юбка скользнула ниже, но его взгляд ясно дал понять, что уже поздно. Когда Бэрронс смотрит на меня таким взглядом, мне всегда не по себе. Похоть в этих древних глазах смывает все, что было в них человеческого. Абсолютно все.

Дикая Мак хотела пригласить его на дикий танец. Я считала, что она свихнулась. Свихнулась напрочь.

– Отпусти мои руки.

– Заставьте меня, – поддразнил Бэрронс. – Используйте Глас, мисс Лейн. Ну же, девочка, покажи мне свою силу.

Девочка, чтоб ты сдох.

– Ты знаешь, что я не могу. И поэтому то, что ты сегодня сделал, выглядит еще отвратительнее. С таким же успехом ты мог меня изнасиловать. В определенном смысле ты именно это и сделал!

Он перекатился, резко и быстро, и я внезапно оказалась под ним на спине. Мои руки были закинуты за голову. Тяжело дыша, Бэрронс прижал меня к полу, между нашими лицами было всего несколько дюймов.

– Не заблуждайтесь, мисс Лейн, я вас не насиловал. Можете лежать на своей политкорректной заднице и сыпать адвокатскими рассуждениями о том, что любое давление является изнасилованием и что я большой злобный ублюдок. На что я скажу вам, мисс Лейн, что все ваши вопли – дерьмо, поскольку вас никогда не насиловали. Изнасилование – это не то, после чего можно встать и продолжить спор. Изнасилованные уползают на карачках.

Он слез с меня, поднялся и вышел раньше, чем я набрала воздуха в легкие, чтобы ответить.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

САМЫЙ ТЕМНЫЙ ЧАС

««И опустилась ночь…»

Какая странная фраза.

«Ночь» – это понятно.

Но «опустилась» – слишком мягкое слово.

Опускаются осенние листья, скользят с прохладным ветерком,

Ложатся на землю багряным ковром,

И падают слезы, как жидкий алмаз,

Мерцают на солнце и сохнут у глаз.