Тетку, откровенно говоря, я не любила. Еще в детстве вместе с Богданом мы включили сплетницу в состав четверки великой семейной инквизиции, вечно сующей нос в чужие дела.

Схватив с рычага трубку, мама манерно протянула:

– Добрый вечер, моя дорогая.

Почему-то при разговоре с кузинами у нее в голосе всегда появлялись особенные интонации. Складывалось ощущение, что они не разговаривали, а соревновались в размерах очагов на кухне. Галка зашевелила губами.

– Знаю, моя дорогая! – с неприличным торжеством в голосе перебила ее матушка. – Вы собирались в Бериславль летом, а мы решили, что поедем прямо сейчас. Так-то…

Мама спряталась на кухне, устроилась на шатком табурете. Провод трубки натянулся на дверном косяке, и зеркало опасно накренилось. Уничтоженная новостью о поездке моих родителей, Галка разглядывала разгромленную прихожую, где каждая мелочь буквально кричала о том, что хозяева действительно собрались путешествовать. Ненавидящий взгляд сплетницы остановился на мне, и лицо озарилось ехидной радостью. Сразу стало ясно, что она собиралась выплеснуть желчь на самого безропотного жителя нашего дома, то есть на меня.

– Кожа да кости? – удивилась мама и, выглянув из кухни, окинула меня придирчивым взглядом. – Тут ты права. Ведка действительно сильно похудела.

– Зато глаза кажутся больше, – процедила я сквозь зубы и, подхватив с перил подготовленное в дорогу покрывало, завесила коммуникатор.

Мама немедленно высунулась из кухни и поцокала языком:

– Не завешивала Ведка ничего. У нас просто зеркало барахлит.

Потом дамы переключились на обсуждение своей старшей кузины. Я было взялась складывать кое-как наваленные на дно дорожного сундука вещи, но на входной двери дернулась ручка. С улицы донеслись звуки неясной возни. Видимо, Радку провожал очередной поклонник, а поганка забыла предупредить, как сильно бедняга рисковал здоровьем, провожая зазнобу к дверям родительского дома. Лично мои кавалеры никогда не рисковали попадаться на глаза нашему папеньке, считавшему абсолютно всех ухажеров своих дочерей редкостными сволочами. Наверное, если бы родитель узнал, что я давно не девственница, даже по прошествии многих лет нашел бы виновника и заставил его жениться.

Без колебаний я распахнула входную дверь и с немым укором уставилась на припозднившуюся сестру. Она поспешно вытирала размазанную помаду, а у каменного крыльца нервно дрожали густые кусты сирени.

– Что ты так на меня смотришь? – фыркнула Рада.

– Румяна тоже сотри, а то отца удар хватит, – посоветовала я и прикрикнула: – А ты, сидящий в кустах, возвращайся домой. Сейчас идет сезон отстрела женихов, и у отца лежит заряженный солью самострел.

– Ну, Ведка! – Рада сделала страшные глаза.

– Ну – что? – одними губами переспросила я и направилась в дом.

Вскоре гулена вернулась. Она собрала русые волосы в косу, стерла краску с лица и теперь выглядела школьницей, вернувшейся домой после подготовительных курсов. Где, собственно, и должна была находиться весь вечер. Неслышно прикрыв за собой дверь, сестра шустро стянула мамины выходные туфли и неторопливо сняла пиджак, сворованный из моего шкафа.

– Пиджак верни на вешалку, – сухо прокомментировала я.

– Как скажешь. – Нахалка накинула дорогущий наряд на рогатую вешалку поверх прочей одежды. От того, с какой небрежностью Радка обращалась с вещью, стоившей дороже, чем весь ее наряд, вместе взятый, у меня чуть сердце не остановилось.

Я хотела возмутиться, но не успела.

– Ты опоздала на час! – прогрохотал в прихожей возмущенный голос главы семейства, и сестра испуганно икнула.