— Убейте их! Убейте их всех! Они смертны!

Оборотни накинулись на Фомориан. Я обернулась и упала на колени рядом с Браном.

Нет. Нет, нет, нет.

Я перевернула его. Он смотрел на меня своими черными глазами.

— Я спас ребенка. Я спас ее. Для тебя

— Призови туман! Призови его, черт тебя подери!

— Слишком поздно, — прошептал Бран окровленными губами. — Не смогу исцелить сердце. Прощай, голубка.

— Не умирай!

Он просто посмотрел на меня и улыбнулся. Я почувствовала, как внутри натянулась тонкая нить боли, натянулась до предела, готовая вот-вот разорваться. Было больно. Больно настолько, что я не могла сделать вдох.

Бран напряженно втянул воздух. Его тело стало жестким, и я чувствовала, как уходит жизнь.

Нет!

Я ухватилась за последнее трепыхание жизни. Со всей своей магией, со всей своей силой, со всем этим я держалась за крохотный кусочек Брана и не позволяла ему уйти.

Магия бурлила вокруг меня. Я подпитывалась этой силой, направляя ее глубже в его тело, удерживая жизнь. Она потекла сквозь меня, затопив болью, и таяла в умирающей плоти.

Я не позволю ему уйти. Бран будет жить. Я не потеряю его.

— Глупая девчонка! — мое сознание заполнил женский голос. — Ты не можешь биться со смертью.

Посмотри на меня.

Искорка жизни ускользнула глубже. Больше магии. Еще больше… Завывал ветер, или, может, это моя кровь била в ушах. Я больше ничего не чувствовала, кроме боли и Брана.

Я тянула сильнее. Искорка замерла. Его веки дрогнули. Рот открылся. Глаза смотрели на меня. Я не слышала, что именно Бран говорил. Его сердце остановилось, и я была полностью занята тем, чтобы удержать его.

Бран посмотрел на меня затуманенным взором. До моих ушей долетел шепот, каждое слово звучало слабо, но отчетливо:

— Отпусти меня.

— Так обращают в нежить, — произнес голос.

И я глубоко в себе ощутила, что она права.

Я не стану тем, кем поклялась никогда не быть. Я не стану человеком, которым был мой биологический отец.

— Отпусти меня, голубка, — прошептал Бран.

Я отсекла поток магии. Нить боли внутри лопнула, как порвавшаяся струна, и хлестнула по мне кнутом. Я почувствовала, как искорка жизни Брана растворилась. Магия билась во мне, словно живой зверь, пойманный в ловушку и рвущий меня на части, пытаясь вырваться.

Бран лежал у меня на руках, мертвый.

Из глаз хлынули слезы и устремились по щекам, капая на землю, унося с собой магию. Почва пропиталась моими слезами, и что-то зашевелилось в ней, что-то полное жизни и магии, но это было не важно. Бран умер.

Позади ко мне подползла фоморианка с клинком, готовая вонзить его мне в спину.

Я, двигаясь плавно, встала, повернулась и нанесла удар. Конец лезвия Убийцы проткнул грудь противницы, разрезал ее зеленую кожу и мягко прошел через тугие волокна мышц и мембран, царапая хрящ ее грудной клетки, утопая глубже под нажимом руки, пока я не достала до сердца. Твердая мышца органа на какую-то долю секунды сопротивлялась проникновению, словно сжатый кулак, а затем клинок пронзил его оболочку и затопил кровью изнутри. Я дернула меч вверх и в сторону, разрывая сердце фоморианки на куски.

Кровь залила мою кожу. Я вдохнула ее запах. Почувствовала липкую теплоту на руках. Кобальтовые глаза противницы расширились, в них отчетливо читался страх. В этот раз перерождения не будет: я убила её. Она была мертва, и осознание этого вселило в нее ужасный, болезненный страх.

Этот момент длился вечность. Я знала, что запомню его навсегда.

Я запомню его навсегда, потому что в ту секунду я осознала, что не важно, скольких я уже убила, и не важно, скольких я еще убью, прежде чем закончится этот день: ни один из них не вернет Брана.