Даже такого дворянина, как Альфред Оберландский.
ГЛАВА 8
Повисшую было паузу нарушил Дипольд Гейнский. Пфальцграф не преминул напомнить – громко, во всеуслышание:
– Первым маркграфа и его людей вызвал я!
Остландские рыцари неприязненно покосились на соперника.
– Значит, и первый бой – мой, – не глядя в их сторону, задиристо выкрикнул сын остландского курфюрста.
О поединке он говорил уже как о деле решенном. Впрочем, по большому счету, так ведь дело и обстояло.
– Если я одолею защитника Альфреда Оберландского, то и с маркграфом тоже первым драться мне. И лишь в том случае, если я погибну…
– Это несправедливо! – поспешил вмешаться Генрих-Медведь. – Раз зачинщиков несколько, очередность поединков должна определять вызываемая сторона!
Остландские рыцари заволновались, зашумели.
– В самом деле, – Рудольф Нидербургский на правах хозяина обратился к ненавистному соседу. – Не мешало бы определиться, господин маркграф, с кем именно будет биться ваш рыцарь сначала, с кем – потом. Или уж извольте выставить против каждого зачинщика по одному благородному защитнику.
Что, конечно же, было не-воз-мож-но. Теперь уже Рудольф глумливо улыбался в лицо собеседнику. Двух десятков опоясанных златошпорых рыцарей в дружине маркграфа никак не наберется. Невооруженным глазом видно – из всей сотни едва ли двое-трое смогут претендовать на высокое рыцарское звание. Остальные – обычные солдафоны. Сброд, кнехты, посаженные в седла. Отребье и головорезы из простонародья.
Альфред, однако, ничуть не смутился.
– Мой ответчик будет драться один, – неожиданно заявил маркграф. – Против всех. Сразу.
– Что?! – выдохнул Рудольф.
– Что?! – глухо пророкотал из-под шлема Дипольд.
– Что?! – оцепенели прочие рыцари.
Змеиный граф продолжал изумлять своей непредсказуемостью.
– Один, – спокойно повторил Чернокнижник. – Против всех. И сразу.
И вновь первым вознегодовал Дипольд Славный:
– Альфред Оберландский! Ты хочешь, чтобы лучших остландских рыцарей упрекали в недостойной победе? Хочешь, чтобы мы попросту смяли числом, затоптали на ристалище единственного противника и тем самым покрыли себя бесчестием?
Украшенные извивающимися змеями крылья маркграфских наплечников чуть шевельнулись.
– Вы сами дали мне право ставить условия поединка… битвы.
Дипольд выругался. К месту сказанное уточнение: когда два десятка на одного – это уже не поединок. Впрочем, и не битва тоже. Это – избиение. И где же тут слава? Не слава тут – позор. Сплошной по-зор! Позор-р-рище!
Нидербургский бургграф тоже был озадачен не на шутку. Один защитник против нескольких зачинщиков сразу… В обычном сражении, когда бьются ландскнехты-наемники, не ведающие законов рыцарской чести, или в какой-нибудь пьяной драке черни такое встречается сплошь и рядом, но чтобы на ристалище, в честном рыцарском турнире… Неслыханно! Что за комедию опять ломает перед ними маркграф?!
Или это еще одна хитрость: выставить изначально неприемлемые для благородных противников условия боя и, услышав отказ, гордо удалиться? Попытаться удалиться, по крайней мере. Но каков риск! Если разгоряченные, обезумевшие от гнева остландские рыцари все же примут условия…
Никто из них от боя ведь пока не отказывался.
Да, если примут… Тогда все сложится еще более замечательным образом, чем мог представить Рудольф. Но уж очень гладко тогда это самое «все» выйдет. Подозрительно гладко. А Чернокнижник не из тех людей, с которыми выходит именно так. |