|
Ваша примитивная мифология меня совершенно не занимает. Но я осмелюсь напомнить, что совокупность множества собранных в одном месте великих злодеев, пусть даже и раскаявшихся, каждый из которых неосознанно или сознательно строит для себя в окружающем психологическом пространстве башню из слоновой кости – это Дом Боли. А в Дом Боли порой проникнуть тяжелее, чем в пентаграмму магуса. Безусловно, ты можешь избрать стезю мученика и мучиться до тех пор, пока не сдохнешь как собака. Это твое святое право. Но мучиться придется еще очень, очень долго. И тебе ли объяснять,
посвященный, что значит сдохнуть в Доме Боли?" Михаил это знал. Таежный скит, в котором он находился, был одним ИЗ наиболее строгих на территории страны. Сюда направляли людей, покаявшихся в самых страшных преступлениях против Господа и готовых искупить свою вину ценой невероятных физических и моральных страданий. Суровый духовный подвиг предполагал круглосуточное ношение схимы, власяницы и тяжелых вериг, постоянный строгий пост, регулярные самобичевания и многонощные бдения. Большую часть дня великосхимники проводили на ногах, непрестанно оплакивая свои грехи и умоляя Господа помиловать их грешные души. Больше десяти лет здесь не выдерживал никто. На ментальном плане атмосфера в этом месте была совершенно кошмарная. Нечто подобное Михаил ощущал лишь один раз за всю свою жизнь, когда навещал в сумасшедшем доме одного бывшего магистра. С тех пор он старался обходить сумасшедшие дома и тюрьмы десятой дорогой. Над таежным скитом многие километры ввысь и в стороны воздвигся призрачный замок отчаяния и страданий, астральный храм ужаса – Дом Боли. Церковные иерархи ничего не могли с этим поделать, а может, и не хотели; Дом Боли вполне мог быть дополнительным, психологическим средством истязания… прости, Господи, очишения!.. для насельников скита. Каждый из обитавших здесь великосхимников непрерывно, денно и нощно ощущал на себе парализующую тяжесть этой гигантской, гнетущей глыбы чувства вины, страха и истерии. Обитатели Дома Боли не знали мира и покоя, но невыносимо страдали на всех материальных и нематериальных планах бытия, и лишь Михаил, бывший маг, целиком осознавал, насколько велики на самом деле эти страдания. Может быть, еще преподобный настоятель, великий интуитив и подсознательный экстрасенс. "Магистр!" Аюшки, безразлично подумал Михаил. "Дом Боли, Магистр". Господь мой Иисус Христос, подумал Михаил. "А после смерти – Гулкая Пустота. Врагу не пожелаешь, Магистр". Святый Боже, Святый Крепкий… "Выходи, трусливая тварь! Выходи и сражайся, как подобает темному воину!" Святый Бессмертный, помилуй нас… "Тьфу, пакость! Ну с чего ты взял, что этот набор слов поможет тебе? Он хорош в качестве самовнушения, но как боевое заклинание… Ты же сам в него не веришь! Не работает, Магистр". Слава Отцу и Сыну и Святому Духу… "Аминь". Поток кипящей кислоты обрушился на великосхимника, захлестнув все тело такой чудовищной болью, что рассудок едва не сорвался в Гулкую Пустоту. Однако Зверь внимательно следил за состоянием Михаила и заботливо, почти нежно удержал его на самом краю пропасти. Бензопилой взревела бешено завертевшаяся огненная цепь, опоясав сердце страждущего монаха. Ослепленный и оглушенный великосхимник беспомощно извивался на ложе, впившись побелевшими пальцами в пылающую грудь, пытаясь разорвать ее и раздавить в кулаке свое глупое сердце, причиняющее ему столько чудовищных, нечеловеческих мук. Келейник Варфоломей разметался во сне; ему явно снился дурной сон. Атмосфера в келье, пропитанная темными вибрациями, не располагала к хорошему отдыху. Стиснув зубы, чтобы не закричать, Михаил сквозь пелену мутных слез бросил на соседа отчаянный взгляд. Вот оно, спасение. Подползти к Варфоломею, ухватить слабеющей рукой за плечо и трясти, трясти, пока этот… этот брат во Христе… не проснется. |
