— В газетах писали про грузинское вино и «Боржоми», — напомнил Дронго, — и это был скорее метод воздействия на непокорную Грузию, чем реальное положение вещей. Могу вас заверить, уважаемая Полина Яковлевна, что у грузин прекрасное вино с многовековыми традициями.

— Вы, наверное, грузин? — спросила догадливая кухарка.

— Нет, просто я люблю грузинское вино. И еще истину, которую иногда препарируют слишком грубым образом. А самое печальное, что «Ессентуки» — это российская вода с Северного Кавказа, которая никакого отношения к Грузии не имеет.

Полина Яковлевна нахмурилась, но не решилась больше спорить. Дронго снова обратился к хозяину дома:

— Срочно звоните в полицию. Пусть выезжают. Это не просто бытовое отравление, в бутылке был сильнодействующий яд. Его намеренно отравили.

Пурлиев кивнул, доставая свой телефон.

— Слишком много совпадений, — тихо произнес Вейдеманис, приблизившись к эксперту.

— Я тоже об этом подумал, — согласился Дронго. — Но при чем тут садовник? Кому мешал этот несчастный таджик?

— И странная реакция хозяев, — добавил Эдгар.

— Более чем странная, — кивнул Дронго. — Они оба знают, зачем мы сюда приехали, понимают, что могут являться объектом наблюдения агентов их бывшей страны, и прекрасно осознают, насколько это опасно. Возможно, их садовника так показательно убрали для устрашения хозяев. Что бы ты делал в такой момент прежде всего?

— Бросился бы звонить своей дочери, чтобы узнать, где она находится и как себя чувствует, — признался Вейдеманис.

— А они оба не позвонили, — подвел неутешительный итог Дронго, — чем вызвали у нас особенные подозрения. Кажется, и мать, и отец просто забыли о своей дочери, что в принципе невозможно. Значит, дело в чем-то ином. А в чем именно? И кому понадобилось убирать пожилого таджика? Что он мог знать или сделать?

Тут к ним подошел хозяин дома и усталым голосом сообщил:

— Я уже вызвал полицию, они сейчас приедут. Заодно приедут следователь и бригада экспертов. Пусть проверяют, может, мы действительно выйдем на возможных преступников.

— У него был больной желудок? — спросил Дронго.

— Не знаю, — ответил Пурлиев, — желудки работников меня мало волнуют. Но у него были проблемы. Кажется, он был язвенник и поэтому пил все время слабоминеральную воду. Открывал две бутылки с утра, чтобы газ выдохся, а потом пил. Об этом знали все живущие в доме.

— Кроме вас с супругой и дочерью, в доме живет кто-нибудь еще? — спросил Дронго. И, не дожидаясь ответа, добавил: — Насколько я понял, кроме вас троих, здесь еще бывают ваш водитель и кухарка. Тогда подскажите, кого именно я должен подозревать? У вас есть такой человек на примете?

— Между участками нет охраны, — напомнил Пурлиев, — и часто вообще нет никаких заграждений. Поэтому здесь могло произойти все, что угодно. Я позвал вас, чтобы вы нам помогли, но, видимо, позвал слишком поздно. Бедный Бахром, мир его праху. Наверное, целились в меня, а попали в нашего садовника.

— Не думаю, — жестко возразил Дронго, — убийца не мог быть таким идиотом. Поверить в возможность того, что ваша бутылка стоит в подсобке у садовника и вы пьете с ним на пару минеральную воду, невозможно даже в самых страшных снах. Это слишком невероятно, чтобы быть похожим на правду.

— Тогда почему его убили? — настойчиво спросил Пурлиев.

— Можно, я задам вам такой же вопрос? — ответил Дронго.