Джарсин договорила заклинание и стала ждать, молнии только набирали силу. Наконец-то, о наконец!.. Одна из них, самая дерзкая, ударила в Камень, как и должно было произойти… Удар был оглушающий, если бы Джарсин была обычным существом, она бы не пережила этот удар. От него, казалось, закачались стены, заплясали бешеными рывками тяжелейшие и крепчайшие цепи, и сама скала, на которой стоял замок, содрогнулась от силы этой молнии. Она ударила в Камень… и ничего не произошло.

    Джарсин не поверила своим глазам, которые сумела не закрыть даже перед молнией или закрыла лишь на крохотный миг, который не имел значения… Камень тоже дрожал от удара, при этом казалось, что он даже немного изменил свою форму, но Джарсин знала, это лишь видимость, это обман, она проверяла когда-то, тысячи лет назад, когда впервые увидела этот эффект, потом снова не раз проверяла – Камень оставался таким же, не изменяясь ни на йоту, ни на крошечную свою частичку. Но не это сейчас было важно.

    Джарсин позвала, но он, Камень, висевший в центре, не отозвался! Он должен был вспыхнуть огнем, иногда цветного, иногда ослепительно белого цвета, иногда почти таким же черным, как и та чернота, что покоилась в его крае, напоминающем формой нос теленка. А потом в разные стороны, словно бы стен из гранита не существовало вовсе, должны были разлететься искры и поплыть над миром, видимые лишь магическим взглядом, каждая в свою сторону, возможно заранее предопределенную ей судьбой… А разлетевшись по миру, даже мельчайшая из искорок находила того, в ком могла бы сохраниться, находила сущность, которую избирала, будто обладала сознанием, и меняла это существо… Делая его необычным, ярким, талантливым даже…

    Собственно, как искры меняли того, в кого попадали, оставалось загадкой. Тут все зависело от цвета искры, и что за существо она избирала, и к чему у этой… живности имелась склонность, каков был характер или к какой расе она принадлежала. Бывали случаи, когда искры избирали даже неразумных животных или полуразумных, таких как грифоны…

    Тогда за ними можно было наблюдать. Переживать всю их жизнь, сидя в этой же комнате, или в зале с зеркалами, или порой даже вовсе не в замке, а довольно неожиданно, например, объезжая поля окрестных крестьян, над которыми владычествовала Джарсин и ее орденцы, в карете, в портшезе, или даже за ужином, который для нее, конечно, устраивался торжественно и пышно. Хотя сама Джарсин гостей почти никогда не приглашала, да и некого было тут, в Безвременье, приглашать, а из Нижнего мира приглашать было слишком сложно, и не заслуживали все эти правители из Нижнего, чтобы она обедала в их присутствии…

    Искры позволяли ей, как и остальным архимагам, наблюдать жизнь этих вот незначительных, смертных людишек, эльфов, карликов или прочих… Даже змееподобных существ с далеких Мокрых островов, или похожих на камни троллей, или обитающих в подводных поселениях русалов, или драконовидных полуразумных тварей из южных земель, о которых не знал ни один географ, где с ними, с драконоидами, вели бесконечные войны мантикоры и пегасы… Наблюдать за ними было даже не забавно, а необходимо, иначе бы существование самой Джарсин давно превратилось в самую страшную пытку, какую только могло изобрести Мироздание, – пытку бесконечным временем.

    Особенной властью Джарсин обладала над искрами белой и черной. Тех, в кого попадали эти редчайшие цвета, она ощущала особенно хорошо, чувствовала их воспоминания и страсти, их мысли, как бы нелепы и неприметны они ни были, и даже саму их смерть… Этим она и занималась все бесконечные столетия, иначе давно стала бы подумывать, как может наиболее верно и точно удалить себя из этого мира.

    Да, сноп искр должен был возникнуть, молния была вполне подходящая, сильная и прямая, без всяких искривлений, которые порой в них, в молниях, возникали по неизвестным причинам.