Мне приходилось усиленно работать тростью, раскачиваясь при ходьбе из стороны в сторону, и это доставляло особое удовольствие Вепреву и его свите. Нога меня на самом деле не беспокоила, но актёром я был хорошим — приходилось играть свою роль, снижая бдительность.

Всё это время я пытался лихорадочно сообразить, что мне делать сейчас. Покорно сесть в заточение или попытаться сбежать? Не хотелось бы сгнить тут до конца дней… и в то же время меня могли размазать по стене, как того беднягу Георгия.

Я думал, что мы уже пришли, но коридор потихоньку спускался, и вскоре мы упёрлись в толстую дубовую дверь со смотровой прорезью. Нижние доски у двери заметно подгнили, а ржавые петли своей рыжиной уже подкрасили дерево.

Борис кивнул одному из охранников, и тот постучал. Показалась тень в прорези, блеснули глаза.

— О-о-о, наше лунное сиятельство, — прозвучало это с издёвкой, и без особой лести.

Скрип несмазанных петель резанул по ушам, в тишине подвала это было настоящей пыткой.

Открыл нам хмурый тюремщик, с неопрятно блестящей бородой и в ужасно засаленной форме. То ли пыльный фонарь плохо освещал, то ли его мундир был такой грязный, но фиолетовый цвет ткани едва проглядывался.

Под растрёпанной чёлкой у надзирателя блеснул серебристый обруч. С уже знакомым чёрным камушком в оправке.

— Господин Вепрев, ну какая честь, собственной персоной, — тюремщик облизнулся, снимая с зубов остатки еды, и поспешно вытер блестящие пальцы о боковые карманы.

В нос ударил запах вяленой рыбы и уже кислого пива.

— Сколько раз я говорил, что выпивка на посту запрещена? — поинтересовался Борис, едва сдерживая гнев.

— Виноват, — равнодушно ответил тюремщик, — Сменщика нет, начальник тоже не появлялся, и я здесь уже четвёртый день… Или пятый?

Глядя в его соловые и чуть безумные глаза, я поверил сразу. И даже посочувствовал — знаю я, что такое долгое дежурство. Через некоторое время инструкции становятся главным предметом ненависти.

— Только сегодня сюда должны были привести нового узника, — недоверчиво сказал Вепрев.

Происходило что-то явно странное, и его злость разом испарилась.

— Так… не было никого! — тюремщик удивлённо протёр глаза, обернулся назад, в сумрак своего коридора.

— А может, ты проспал? Или тебе рак в мозги залез? — Вепрев раздражённо втянул воздух длинным носом, будто пытался унюхать магию мысли.

— Борис Андреевич, я, может, и выпил, но защиту никогда не снимаю, — надзиратель постучал пальцем по серебристому обручу на голове.

Охранники переглянулись между собой. А я попытался вспомнить, кто из них отводил белобрысого «в подвал». Кажется, из тех двоих тут никого не было.

— Сходи-ка наверх, в караульную, разберись, — Борис обернулся к одному из охранников, и в глазах носатого я увидел лёгкую тревогу.

Ага, жжёный ты пёс, значит, моё появление в доме Вепревых закрутило какие-то маховички. Мне даже самому стало интересно, что же такое задумал этот Георгий. И ведь как ловко всех провёл, даже я клюнул…

Посланный с заданием боец стал удаляться, а Борис сказал, заметив мой взгляд:

— Поменьше радуйся, — он поморщился, — Надеюсь, твоя камера покажется тебе царскими хоромами.

Носатый достал из кармана обруч с тхэлусом и надел. Оставшиеся двое охранников поступили так же.

— Вообще, мы его стараемся держать впроголодь, — будто оправдался передо мной Борис, — Но мало ли… — и он надел такой же обруч и мне.

Речь, видимо, шла об оракуле, которого скрывали здесь.