Он кричит от страданий, что будут длиться вечно.

Какая-то титаническая, совершенно непознаваемая громада нависает над своими горящими владениями и хохочет — визгливо, жестоко, нечеловечески. В небе вспыхивает металлический блеск тысячи падающих клинков. Низвергается поток жидкого огня, и горы растекаются от жара.

Планета вздрагивает под немыслимо могучим ударом.

Обрушивается молот богов.

Толчок словно бы выбросил Азека в реальность; он вскрикнул, почти ничего не видя из-за жуткого головокружения, и почувствовал, что падает, но Железный Воин поймал его и помог опуститься на колени. Аура Кидомора пылала готовностью к схватке.

— Что ты увидел? — требовательно спросил Форрикс. — Явную угрозу?

Псайкер хотел ответить, но буквально онемел от ужасного зрелища. Он готов был рыдать, рвать на себе волосы и проклинать человеческую глупость.

— Я узрел твою смерть. Я узрел разрушение этого места, — наконец выговорил Азек, опираясь ладонью о мостовую.

— Разрушение? Из-за чего?

— Не знаю. — Легионер Тысячи Сынов пытался замедлить бешеное сердцебиение. — Но в моем видении была не природная, а рукотворная катастрофа.

— Рукотворная? То есть нападение?

Кивнув, Ариман поднял голову и заморгал. Пожирающее мир пламя из его эфирного прозрения угасло, перед ним снова была улица и медленно бредущие колонны беженцев.

— Я видел… Апокалипсис, воплощенный самими людьми.

— И когда случится этот конец света?

— Скоро.

— Когда именно «скоро»? — В воинственной ауре Кидомора полыхнула характерная для его легиона нетерпимость к неточностям.

— Непонятно, когда именно, — огрызнулся Азек.

Он услышал щелчок вокса Железного Воина — тот связывался с братьями. Ариман схватил его за руку.

— Постой… Те, кто обрушили огонь… Я прочел их мысли. В них не было ненависти, ни капли…

— Тогда кто же они? Безумцы?

Любопытные зеваки боязливо поглядывали на Азека. Он чувствовал, что беженцы встревожены видом упавшего легионера.

«Кто же из них?..»

— Своего рода, — отозвался Ариман, неловко поднимаясь на ноги. Воин повторял про себя Катехизис Мандалы, чтобы восстановить равновесие.

— О чем ты? — уточнил Кидомор.

— Они полны любви, — ответил Азек. — Они полны упоения.

Луч лазпушки поразил Магнуса чуть ниже сердца.

Примарха застигли врасплох, он не успел поднять кин-щит. Боль захлестнула его.

Разряд опалил Циклопа звездным жаром, окутав смрадными клубами испаренной плоти и крови. Он вдохнул алую дымку — взвесь, мгновение назад бывшую частью его тела.

Никогда прежде он не получал ранений по-настоящему.

Магнус позволял врагам бить и резать его, когда хотел показать сыновьям, что проливает кровь вместе с ними, но не более того. Чтобы лучше понимать чувства воинов, он выдерживал и нечто пострашнее выстрела из лазпушки, однако всегда держал ситуацию под контролем.

Лишь после того, как перегретый луч сжег его плоть, примарх осознал, насколько трусливо вел себя раньше.

Он выпустил Варгу из рук. Окружавшие их просители в панике разбегались, но крупнокалиберные орудия в спонсонах дали залп по толпе, почти мгновенно скосив два десятка людей и ранив еще несколько дюжин.

Красные Драконы истребляли собственный народ.

Гнев помог Магнусу опомниться, и он накрыл себя кин-щитом так же непринужденно, как люди плотнее закутываются в плащ на холодном ветру.