— Я… — начал было он, вглядываясь в мое лицо, — я буду благодарен, если вы проводите меня до двери, дальше я сам.

— Конечно, — улыбнулась ему.

Когда дверь за ним закрылась, Эринс, укоризненно посмотрев на меня, неодобрительно покачала головой и мрачно выдала:

— Откуда в тебе столько жалости, Картнер?

— Слушай, справилась, и достаточно, — огрызнулась я.

Не то чтобы я злилась, меня просто сильно поразило то, что сейчас произошло. Гилбен часто и во время наших отношений говорил, что я чересчур сильная и независимая, что он себя рядом со мной мужчиной не чувствует… я не понимала. Для меня то, что я сильнее, было фактом, не подлежащим ни сомнениям, ни обсуждениям. Это как то, что небо на Гаэре голубое. Смысл возмущаться тем, что оно, к примеру, не фиолетовое? А выходит, что нет, для мужчин смысл есть…

— Ка-артнер, — протянула, привлекая внимание, Сейли.

А едва я на нее посмотрела, жестко и резко высказала:

— Ты — женщина. В девяноста девяти случаях из ста это скорее минус, чем плюс в нашей профессии. Но есть тот один-единственный процент, который может спасти твою жизнь в экстремальных условиях. И активация этого шанса фактически занимает у тебя даже не двадцать пять — тут я немного преувеличила, — а пятнадцать секунд. Пятнадцать секунд, которые тупо могут спасти твою жизнь. Так что прекратила упиваться жалостью к себе и окружающим, села, и работаем.

Села, делать нечего. В смысле, было чего, много чего еще было, но Сейли права: возразить нечем. И мы продолжили — изгиб позвоночника, такой, при котором нижняя часть… пусть будет спины, приобретает выпуклость и округлость. И вроде мелочь, на мой взгляд, так вообще хрень полная, но… одно вот это движение — и в сильнейшее возбуждение приходят сразу свыше десяти отделов головного мозга мужчины, и в кровь выбрасывается количество гормонов, достаточное для нарушения нормальной деятельности мужской нервной системы.

Эринс была прекрасным преподавателем — малейшее сомнение у меня, и мгновенно пара научных статей и исследований от нее. Работало.

Высокий голос с легким придыханием. Это прошло быстро, у меня, в силу специфики работы, в плане владения голосом все было шикарно… немного неприятно было узнать, почему это так привлекает мужчин. Высокий голос бывает у молоденьких девушек, как оказалось, молодость привлекает мужчин на инстинктивном уровне — в смысле, если моложе, детей больше родит и все такое.

— Слушай, как-то аморально все это, — высказала я, едва закрепили и этот этап.

— В спортивном обольщении нет ничего аморального, есть только скорость и результат, — жестко ответила она, и мы перешли к следующему этапу.

Улыбку отрабатывали долго. Даже не одну — арсенал целый. Разную для разных ситуаций.

— Мужчины сходят с ума от игривых женщин, — эту истину Эринс вбивала в меня в десятый раз уже.

— Игра — это притворство и фальшь, — высказала свое личное восприятие вышесказанного я.

— Вся наша жизнь — это игра, и мы играем, — настаивала она. — Играем с родителями в дочки-матери, с учителями — в школу, с руководителями — в послушание, с официантами в ресторане в умного и хорошего клиента, с парнем, который нравится, — в любимую девушку, с которым не нравится — в недоступную девушку. Мы играем, хотим мы того или нет, и тут есть два пути: делать дальше вид, что не замечаешь этого, и вообще игнорировать или играть по своим правилам. А играть по своим правилам — это потрясающе, уж поверь мне.

Я пыталась, искренне и с упорством, взращенным во мне системой обучения и подготовки.