Чудеса Древнего Рима будили воображение бледного, болезненного мальчика.
Лишенный друзей мальчик превратился в одинокого юношу с пытливыми прищуренными глазами, придававшими ему немного виноватый вид. Он начинал постигать окружающий мир, осознавать свое место в нем, сравнивать с тем, что написано в книгах. Даже одиночество не помешало ему понять, что он умнее других. Точно так же Макиавелли быстро усвоил новые гуманистические взгляды, проникавшие во все сферы жизни родного города. Флоренция просыпалась после интеллектуального оцепенения Средневековья, становилась оживленной, энергичной, уверенной в себе. Италия вела западную цивилизацию к эпохе Возрождения. И многие мечтали, что страна снова может стать единой, как во времена Римской империи. Проницательный Никколо начал замечать (и воображать) сходство между родным городом и Римом в эпоху наивысшего расцвета: Римом II в. н. э., каким он был во времена императора Марка Аврелия, стоика и полководца. Именно в этот период империя раскинулась на огромной территории, от Персидского залива до стены Адриана в Англии, с мнением Сената еще считались, а граждане Рима были счастливы и благополучны. Пьянящая картина для податливого ума молодого человека, отец которого никак не мог служить примером для подражания. Абстрактный идеал ему давала история.
Восприятие лучшей поры Римской империи у Макиавелли не было затуманено риторикой ученых преподавателей. Однако юноша посещал публичные лекции великих гуманистов, благодаря которым Флоренция превратилась в интеллектуальный центр Европы. Одним из ярких представителей этой группы был поэт и гуманист Полициано, протеже и близкий друг Лоренцо Великолепного. Полициано считался одним из лучших поэтов последантовской эпохи, а его стихи сочетали высокопарную напыщенность классических образцов с непосредственностью и живостью флорентийского просторечия. Ученые из Флорентийского университета быстро научились подражать этой изящной поэзии. Не подверженный интеллектуальной моде, Макиавелли начал вводить тот же самый флорентийский диалект в прозу, делая ее проще и понятнее, соединяя официальную речь с повседневной. Итальянский язык переживал пору младенчества. Он развился из флорентийского диалекта меньше двух веков назад, придя на смену латыни в качестве литературного языка. Тем не менее он уже породил величайшего из поэтов (Данте), а в лице Макиавелли скоро даст миру великолепного прозаика.
После публичных лекций юные студенты собирались на Пьяцца делла Синьория,
обменивались мнениями, последними новостями и слухами. Вскоре там обратили внимание на спокойного молодого человека с презрительным взглядом. Его язвительные замечания и остроты (особенно в отношении духовенства), а также удивительная интуиция – все это не осталось незамеченным. Именно этого и добивался Макиавелли. Никколо знал, что делает – он создавал себе репутацию. (И, не осознавая того, создавал самого себя.) Несмотря на скромное положение в обществе, он был умнее многих. Ирония служила удобной маской, чтобы скрывать высокомерие и тщеславие. Вскоре Макиавелли стал душой общества. Путь к успеху лежал через популярность. И лишь самые проницательные из его друзей заметили скрывающийся под маской холодный расчет. Как бы то ни было, Макиавелли сумел завоевать их расположение, возбуждая жалость, уважение или любопытство. Холодный расчет был редким явлением среди горячих юных сердец Флоренции эпохи Возрождения.
Но почему именно Флоренция, а не какой-то другой город, стала центром итальянского Возрождения? Не обладая военной или политической мощью, Флоренция добилась влияния, во много раз превосходившего ее провинциальный статус.
Самая очевидная причина – деньги. Флорентийские банкиры, такие как семейства Медичи, Пацци и Строцци, владели новейшей технологией той эпохи. В те времена торговые банки представляли собой революционное средство связи. Их бурное развитие на протяжении XV в. постепенно изменило торговлю и коммуникации по всей Европе. |