Наконец и я бросаюсь в открытое небо, с наслаждением чувствуя, как ветер ласкает мне волосы и оперение, подхватывает меня в свои объятия, а крылья с каждым взмахом поднимают меня на двенадцать футов.

Нет, не созданы мы для циркачества в современной индустрии развлечений.

Но это всем и так прекрасно известно.

5

— Я тебя спрашиваю, конец света, что ли, наступит, если мы один-единственный раз на «Шоу Опры Уинфри» сходим? — Надж грозно скрестила на груди руки и в упор смотрит на меня исподлобья. Поскольку Надж нежнейшая и мягчайшая из всех известных мне рекомбинантных форм жизни, дело пахнет керосином.

— Нет, не наступит. — Я тщательно подбираю слова. — Но конец света обязательно наступит, если МЫ его не предотвратим.

Для тех, кто еще пока не совсем в курсе, сообщаю: мне было сказано, что моя миссия — спасти мир. Давления на меня никто не оказывает, но твердят мне про эту самую миссию чуть не на каждом шагу и при первом удобном случае.

— А я хочу быть героем компьютерной игры, — обиженно нудит Газзи.

Я нервно растираю виски:

— Послушайте, вы что, забыли, как четыре дня назад мимо свистели пули? Или как снайпер взорвал себя, потому что промазал?

— Уж я-то не забыл, — тявкнул Тотал и многозначительно поглядел на свой хвост.

Терпения у меня и в лучшие времена далеко не бездонная бочка, а тут оно и вовсе, считай, иссякло.

— Я хочу сказать, что кому-то мы явно мешаем и этот кто-то на нас продолжает охотиться. Не обольщайтесь популярностью нашего авиашоу для КППБ, не обольщайтесь тем, что некоторые готовы признать нас за своих, только слегка… отличных от нормы. Этих людей малая горстка, и мы по-прежнему в опасности. Мы ВСЕГДА будем в опасности.

— Мне надоело жить в опасности. Надоело всегда чего-то бояться! — кричит Надж. — Ненавижу нашу жизнь! Мне хочется всего-навсего…

Она остановилась на полуслове. Она и сама понимает, что продолжать бессмысленно. Сдерживая слезы, Надж плюхнулась на гостиничную кровать. Сажусь рядом с ней и массирую ей спину между крыльев.

— Мы все эту жизнь ненавидим, — тихо говорю я ей. — Но до тех пор, пока мне кто-нибудь на двести процентов не докажет, что нам ничто не угрожает, я должна принимать решения, которые хоть немного оградят нас от всяких неожиданностей. И не думай, пожалуйста, что я сама от этого кайф ловлю.

— Кстати, о ловле кайфа, — спокойно подает голос Клык, — я вообще считаю, что с авиашоу пора завязывать.

— А мне наши авиашоу нравятся, — гундит Газзи. Он лежит на полу, ноги под журнальным столиком, а голова снаружи. Мама подарила ему набор электрических машинок, и он жужжит, как мотор, и катает их по полу. Да-да, наш Газзи, который любого здорового мужика в рукопашном бою на обе лопатки положит и из ничего бомбу смастрячит, всего-навсего восьмилетний (или что-то около того) мальчонка, для которого ничего нет лучшего, как в машинки играть.

Как же я всегда об этом забываю?

— Мне тоже авиашоу нравятся, — поддакивает ему Надж, у которой спутанные курчавые волосы стоят дыбом. — Когда мы выступаем, я всегда чувствую себя кинозвездой.

— Продолжать шоу опасно, — ровным голосом настаивает Клык.

Меня раздирают противоречия. Оказалось, что снайпер был новой моделью кибер-гуманоида. Так, по крайней мере, решили мы сами, когда на месте взрыва нашли остатки его правой руки. Вместо кисти, с нервами и мускулами, к ней был приделан автоматический пистолет. Помните, я рассказывала вам о взрыве? Так вот, выяснилось, что само здание, где прятался снайпер, вовсе не взорвалось.