|
Но Френин хотел от Итале чего-то большего; он и сам не знал, чего именно от него хочет. Что хорошего в простой дружбе? Ему всегда хотелось до конца понять душу Итале, с первого взгляда казавшегося человеком совершенно безыскусным; понять ее и переделать по своему вкусу, подчинить своей воле; только это ему не удавалось никогда! И, возможно, только ради этого, не желая расставаться с Итале, Френин и решился тогда предложить друзьям свой план переезда в Красной.
— А с Кошатницей мы все уладим, — говорил он между тем. — Это ведь она тебе внизу встретилась. Между прочим, она требует, чтобы ее называли «госпожа Роза». Слушай, Итале, я здесь уже два месяца, но не заметил пока ничего особенного. Никакой революционной деятельности. Итале осторожно присел на стул; три колченогих стула и стол составляли всю обстановку просторной комнаты. — Ну, какая-нибудь организация непременно должна существовать! — сказал он убежденно. — Я ее пока не обнаружил. — Но в кафе «Иллирика»… — В «Иллирике» одни старики да третьесортные поэты! И полно австрийских шпионов. — Существуют, наконец, тайные общества… — Существовали. И перестали существовать уже много лет назад. Разве что общество «Друзья Конституции» еще держится; на востоке в него вступило немало бывших военных, особенно в Кесене и Совене. Но только не здесь! Здесь вообще ничего нет. Если не считать «Амиктийи». — Ну что ж, тогда все зависит от нас самих! Издательская деятельность… и все прочее, о чем мы говорили в Соларии. — А толку-то? Издавать литературный ежемесячный журнал… — Слушай, кто, в конце концов, выиграл пари насчет написанного пером? — А кого посадили под домашний арест? — Между прочим, революция 1789 года вспыхнула не случайно и отнюдь не в душах народных. Именно писатели… — Ну хорошо, но у нас тут Руссо что-то не видно. — Ты в этом уверен? Да и потом, у нас есть их работы — и Руссо, и Демулена, и других авторов, французских, английских, американских по крайней мере за последние сто лет! Отчего бы не воспользоваться ими? Ведь понятно, почему наше правительство так боится печатного слова! Слушай, я тут подобрал кое-какие недавние высказывания Генца — специально чтобы раззадорить себя. Вот, например, он говорит: «В качестве превентивной меры, дабы избежать появления в прессе оскорбительных заявлений в адрес властей предержащих, в течение нескольких ближайших лет я бы вообще ничего не печатал. И впоследствии, придерживаясь подобной установки, мы могли бы достаточно скоро вернуться к той Истине, что содержится в Слове Господнем». — «К той Истине, что содержится в Слове Господнем», — повторил потрясенный Френин с глубочайшим отвращением. Оба некоторое время молчали. Мнение главы австрийской имперской полиции, безусловно, звучало впечатляюще. — Ну хорошо, — снова заговорил Френин, — предположим, что журнал — вещь стоящая. Но, во-первых, откуда у нас возьмутся на него деньги и, во-вторых, кто осмелится его печатать? — Для того мы сюда и явились, чтобы это выяснить. — Хорошо, тогда пошли. Я тебя кое с кем познакомлю… Итале вернулся в дом Палюдескаров часов в шесть вечера; весь день они с Френином провели в кафе «Иллирика», где, вопреки мрачным заявлениям Френина, по-прежнему собирались и еще лет двадцать пять намерены были собираться радикально настроенные представители всех слоев общества. Там они встретились и побеседовали со своим старым знакомым Вейескаром из Солария, с молодым темноволосым писателем Карантаем, уже известным своими рассказами, с двумя греческими беженцами, с хмельным и очень шумным поэтом, вещавшим о «своей возлюбленной, Свободе», а также с группой местных студентов. |
