Разумеется, он изменился. Теперь ему было почти восемнадцать. Лицо стало другим. Лучше, чем прежде. Может, страдания действительно облагораживают. Хотя зубы — такие же, да. Она вспомнила надпись под фотографией в газете, «Чудовище», что наводило на мысли о том, что главред не отважился написать прямо: «Да, скорее всего, он это сделал. Посмотрите, какой он урод». Может, все было бы по-другому, если бы девочка, Анджела, не была такой милой и славной? Может, тогда из него бы не сделали воплощение вселенского зла, если бы все это не так подходило под традиционную схему «Красавица и Чудовище»?
Она сделала вид, что что-то записывает у себя в блокноте, чтобы он не понял, что она отвлеклась и прослушала его последнюю фразу.
— Ты, конечно же, понимаешь, что я ничем не смогу тебе помочь, пока ты не признаешься, — сказала она. — Меня назначили вместо доктора Битлфилда, потому что он отказался с тобой работать. Сказал, что у вас все застопорилось и уже вряд ли сдвинется с места.
— Меня вообще там не было. Я уже устал объяснять. Да, мы затащили ее под мост. Да, я знал, что он собирается сделать с ней что-то плохое. Но мне и в голову не приходило, что он может ее убить. Я пробыл с ними совсем недолго, потом ушел. В чем, вы хотите, чтобы я признался? В том, чего я не делал?
— Я просто хочу, чтобы ты разобрался в себе и понял, что ты сотворил.
— Они все перепутали, судья и присяжные. Я не знаю, как так могло получиться, но они все перепутали.
Она уже работала в тюрьме, сразу после института. Но с тех пор ничего не изменилось. Все, как один, заключенные были невиновны. Всех осудили несправедливо, как они утверждали. Но это неважно: невиновность считается недостаточным основанием для апелляции. Этот молодой человек невиновным не был, тут она не сомневалась. Судебное разбирательство длилось тридцать три дня, присяжные были единодушны в своем решении. Доктор Битлфилд считал, что мальчик уже столько раз повторял свою вымышленную историю, что, в конце концов, сам поверил, что так все и было, как он говорит. Он вцепился в свой вымысел, как человек, спасшийся с затонувшего корабля, цепляется за какую-нибудь деревяшку, держащуюся на воде; и его уже не убедить, что его спасательное средство насквозь пропиталось водой, и скоро утонет, и утащит его за собой. Это было одной из причин, почему ее попросили взяться за это дело: посчитали, что ему будет легче рассказать ей правду — ей, человеку, которого он не знает и которому не пересказывал одну и ту же ложь на протяжении стольких лет. Да, он виновен. Конечно, виновен. По-другому и быть не может. Иначе это было бы самой серьезной судебной ошибкой за всю историю правосудия.
Значит, виновен. Но в то же время, он не психопат, каким, по мнению доктора Вебстера, был тот, второй мальчик. При мысли о докторе Вебстере, ее новом коллеге, Элизабет невольно улыбнулась; они общались лишь по телефону, но он был таким обаятельным, с ним было так легко говорить.
Первые результаты тестирования не принесли никаких новых открытий. Как и прежде, при работе с доктором Битлфилдом, в ответах этого молодого человека не было ничего сколько-нибудь примечательного. Да, уровень умственного развития был несколько ниже, чем можно было бы ожидать от семнадцатилетнего юноши: присутствовал некоторый инфантилизм мышления. Впрочем, это и неудивительно для человека, чей характер и личность формировались в условиях несвободы. Как раз в том возрасте, когда его сверстники обретают самостоятельность, он оказался в таком положении, когда за него все решали взрослые, и поэтому вынужденно задержался на «детском» этапе развития.
У нее было время подумать об этом по дороге домой. Путь был не близкий: часа два на машине в один конец. Но, в конце концов, ей надо было бывать в колонии всего раз в неделю. К тому же, случай действительно интересный. И пациент, что называется, престижный. |