|
Темная лестница на башню казалась бесконечной, и Дрищ с лифтером Клэнси хрипели всю дорогу, а мы с Августом так же всю дорогу смеялись. Затем мы ахнули, когда Клэнси открыл хлипкую дверь, которая вела в машинное отделение с вращающимися шкивами и шестеренками – часовым механизмом городских часов, приводящим в действие четыре циферблата на башне. Северный, южный, восточный и западный, каждый с гигантскими черными стальными стрелками, отсчитывающими минуты и часы каждого брисбенского дня. Дрищ загипнотизированно смотрел на эти стрелки десять минут подряд, а затем сказал нам, что время – древний враг. Он сказал, что время убивает нас не спеша. «Время поглотит вас, – сказал он. – Так что управляйте своим временем прежде, чем оно управится с вами».
Лифтер Клэнси проводил нас к очередному секретному лестничному пролету, который вел из машинного отделения на смотровую площадку, где Дрищ сказал, что брисбенские дети обычно бросали через перила монеты и загадывали желания, пока те летели вниз семьдесят пять метров до крыши Сити-Холла. – Я желаю иметь больше времени, – сказал я, бросая через перила медную монетку в два цента. И время пришло. – Зажмите уши! – улыбнулся Клэнси, поднимая глаза к огромному синему стальному колоколу, который я сперва не заметил над нами. И колокол оглушительно пробил одиннадцать раз, едва не разорвав мне барабанные перепонки, и я изменил свое желание на другое, чтобы время остановилось в тот момент, и чтобы это желание сбылось.
* * * – Ты видишь все детали, Илай? – спрашивает Дрищ через стол. – А? – вскидываюсь я, возвращаясь в настоящее. – Ты улавливаешь все детали? – Да-а, – отвечаю я, озадаченный испытующим взглядом Дрища. – Ты ухватываешь все эти периферийные штуки, малыш? – спрашивает он. – Конечно. Всегда, Дрищ. До мельчайших подробностей. – Но ты пропустил самое интересное, что есть в этой статье. – Неужели? Я изучаю статью, снова просматриваю слова. – Подпись, – говорит он. – В нижнем правом углу. Подпись, подпись. Нижний правый угол. Глаза бегут ниже, ниже, ниже, по типографским словам и картинкам. Вот она. Вот подпись. – Какого хрена, Гус! Я буду отныне ассоциировать это имя с днем, когда я научился управлять временем. Это имя – «Кэйтлин Спайс». Дрищ и я пристально смотрим на Августа. Он молчит.
Мальчик убивает быка
Я вижу маму через полуоткрытую дверь спальни. Она стоит в своем красном выходном платье перед зеркалом, висящим на внутренней стороне дверцы шкафа, и застегивает на шее серебряное ожерелье. Как может любой мужчина в здравом уме не быть счастливым в ее присутствии, не быть довольным, не быть благодарным за то, что по возвращению домой его встретит она? Почему мой отец положил на все это большой и толстый хрен? Это переполняет меня яростью. Она так офигительна, моя мама. К чертовой бабушке всех и каждого из тех озабоченных придурков, которые смели приблизиться к ней на расстояние шага, не получив сперва на это право у Зевса. Я проскальзываю к ней в спальню и сажусь на кровать рядом с ней и зеркалом. – Мам? – Да, дружочек? – Почему ты сбежала от моего отца? – Илай, я не хочу говорить об этом сейчас. – Он плохо с тобой обращался, ведь так? – Илай, этот разговор… – …Состоится, когда я подрасту, – заканчиваю я за нее. Все, переход к новой строке. Мама слегка улыбается в зеркало шкафа. |
