— Потом, когда все кончилось, кто-то легко вернулся к нормальной жизни, но другие — по-моему, подавляющее большинство — не справлялись с воспоминаниями о том, чего навидались и что натворили. К счастью, нашлись отважные врачи, благодаря которым мир узнал, какие травмы оставили события двадцатилетней давности. Взять хотя бы работы французского доктора Жюля Персуанна и англичанина доктора Алфи Саммерфилда. Они посвятили жизнь тому, чтобы донести до сознания широкой публики, насколько пострадало предыдущее поколение и как мы все обязаны им помогать.
— Мой папа тоже пострадал, — сообщил Пьеро. — Мама всегда говорила, что хоть он и не погиб на Великой войне, именно война его и убила.
— Да, — Симона кивнула, — я понимаю, что она имела в виду. То же было и с Жаком. Чудесный мальчик, жизнерадостный, веселый. Сама доброта. А вернулся совсем другим… Полностью изменился. И совершал ужасные поступки. Но он с честью служил своей стране. — Она встала, прошла к застекленному шкафу, сняла с дверцы крючочек и достала бронзовый кружок, так завороживший Пьеро в день приезда. — Хочешь подержать? — Она протянула ему медаль.
Мальчик кивнул и осторожно взял ее, пробежал пальцами по выпуклой фигуре на аверсе.
— Он получил это за храбрость. — Симона забрала награду и повесила обратно в шкаф. — О чем ни в коем случае не следует забывать. Но после войны Жак в течение десяти лет не раз попадал в тюрьму. Мы с Адель часто его навещали, но нам все это было отвратительно. Видеть брата в бесчеловечных условиях и понимать, что страна, ради которой он пожертвовал душевным покоем, в грош его не ставит. Настоящая трагедия — и не только наша, а многих семей. Твоей тоже, Пьеро, — я права?
Он кивнул, но ничего не ответил.
— Жак умер в тюрьме, и с тех пор мы заботимся об Уго. Несколько лет назад мы рассказали ему, как наши родители обидели его мать, а наша страна — его отца. Возможно, он был слишком мал и надо было подождать, пока он повзрослеет. Его сейчас терзает злость, она требует выхода, и поэтому он, к сожалению, обижает других. Но не суди его слишком строго, Пьеро. У вас с ним много общего; думаю, потому он тебя и выбрал.
Пьеро задумался над ее словами и попробовал пожалеть Уго, но это оказалось непросто. Да, их отцы, как справедливо заметила Симона, прошли через одни и те же испытания, но он ведь не портит жизнь всем вокруг.
— Ну, во всяком случае, она кончилась, — сказал наконец Пьеро. — В смысле, война. Новой ведь не будет, нет?
— Надеюсь, — ответила Симона.
В это время дверь кабинета распахнулась и вошла Адель, потрясая письмом.
— Вот вы где! — воскликнула она, глядя то на сестру, то на мальчика. — Я вас обоих искала. Господи, что с тобой приключилось? — Она, нагнувшись, всмотрелась в разбитую физиономию Пьеро.
— Я подрался, — объяснил он.
— Победил?
— Нет.
— М-м. Не повезло. Но сейчас я тебя развеселю. Хорошие новости. Скоро ты нас покинешь.
Пьеро ошеломленно посмотрел на каждую из сестер по очереди:
— Меня хотят взять в семью?
— Не просто в семью, — с улыбкой сказала Адель. — В твою семью. Я имею в виду твою родную семью.
— Адель, может быть, объяснишь, в чем дело? — Симона взяла у сестры письмо и пробежала взглядом по надписям на конверте. — Австрия? — удивилась она, обратив внимание на марку.
— Это от его тети Беатрис, — ответила Адель, глядя на Пьеро.
— Но я с ней даже не знаком!
— Что же, а она про тебя все-все знает. |