— Сударыня, не угодно ли вам привести себя в порядок, — дрожа от негодования, говорить тетушка, — да посидите час спокойно на месте, у нас будут гости!

— Уж не доктор ли, о котором вы говорили, тетушка? — догадывается она.

— Именно доктор, сударыня.

— Но я же здорова, да и вы, тетушка.

О, эта наивность! Она воображает, что доктор должен только лечить.

Тем не менее тетушка собирает все свое мужество и читает наставление Женни, как надо держать себя.

Под окном захрустел песок, мелькнула серая шляпа… Тетушка машинально оправляет чепец и делает Женни отчаянные знаки уйти.

Но Женни и не думает слушаться. Она впивается любопытными глазами в молодого человека с красивым загорелым лицом и коротко подстриженной бородкой. Он, в свою очередь, несказанно поражен видом девушки, растрепанной, смуглой и красной, но тем не менее чрезвычайно миловидной.

— Лев Александрович Брянский, — представляется он тетушке.

Та хочет познакомить его с Женни… Но, о, ужас! Женни уже нет на прежнем месте!

— Фекла! Фекла! — неистово кричит тетушка, — позовите барышню, скажите, чтобы шла сейчас.

Бедная тетушка! Она не воспитывалась в институте и сделала промах, вызвавший легкую улыбку на лице доктора.

Женни уже стоить в дверях, чинная и приглаженная; около нее Серко. Непринужденно подает она Брянскому свою тоненькую, смуглую ручку.

— Чернушка, — мысленно говорит Лев Александрович — но какая милая, славная чернушка!

Он расспрашивает ее о деревне, о полях, о Серко. Она отвечает совсем, как подобает барышни, окончившей курс в столичном институте. Тетушка успокаивается. По лицу ее расползается блаженная улыбка… Брянский заводит речь об институте.

— О, она великолепно училась, — неожиданно восклицает тетушка (не ученая лентяйка, по ее мнению, не может остановить на себе внимание доктора), — великолепно, особенно по Закону Божьему (религиозность — это гарант в данном случае, мелькает в услужливом мозгу тетушки). Сколько тебе было по Закону, Женни?

— Пять.

И цыганские глаза шаловливо искрятся.

— Ну, да, у них пятибалльная система, — поясняет довольная тетушка.

— Нет, — неожиданно заявляет Женни, — при двенадцатибалльной — пять, и из педагогики пять, а из истории три, и из географии три, а там все колы, колы, колы… — и глаза уже совсем смеются.

Боже мой, что сталось с этим ребенком? Тетушка как на иголках и поминутно меняется в лице. Даже доктор смутился. Женни уже не остановить никакими силами. Она хохочет, как мальчишка, ужасно разевая рот, точно забавляясь мучениями тетушки… Один Серко сочувствует ей, умильно вертит хвостом и заглядывает в лицо.

Доктор стал прощаться.

Женни присмирела на минуту и стала снова «барышней», но только на минуту… Как только серая шляпа скрылась за изгородью сада, Женни неистово захохотала, Серко залаял, оба с шумом помчались в сад, и пошла потеха!

Тетушка только зажала уши и поспешила в кухню жаловаться Фекле.

Бедная тетушка Агния!

Брянский не возобновлял своего визига и Женни почти забыла о нем. Подошли Петровки, — начались сенокосы, Женни целые дни проводила в лугах и тетушка могла отдохнуть душою.

Но Брянский не забыл девушки. Образ смуглой черноволосой Женни восставал перед ним поминутно.

Как то вечером он вышел прогуляться по лесу и у самой опушки встретился с Женни, сопровождаемой Серко… Она шла медленно, как бы усталая, теребя уши своего мохнатого друга.

— Евгения Павловна, здравствуйте!

— Ах!.