Я встаю, зная, что у меня осталось около двадцати минут. Меняю баллон, проверяю уровень кислорода, надеваю маску, беру в рот загубник и шагаю с кормы.

Вода мгновенно окутывает меня ледяным одеялом. Несмотря на защитный гидрокостюм, холод пробирает до костей, но я не обращаю на него внимания. Это – часть процесса акклиматизации. Превращение из существа, ползающего по земле, в морского обитателя.

Здесь неглубоко, не больше двадцати метров. Конечно, удалившись так далеко от берега в одиночку, я нарушила первейшее правило безопасности дайверов, но рядом нет никого, обладающего достаточным авторитетом или влиянием, чтобы меня остановить. И, кроме того, меня не слишком волнует собственная безопасность.

Я нахожу глазами трос, который уходит в глубину и исчезает в темноте, стравливаю воздух из гидрокостюма и погружаюсь. На глубине нескольких футов переворачиваюсь и плыву к густым зарослям ламинарии.

Ламинария, которую большинство людей называют просто морскими водорослями, растет здесь в изобилии. Прикрепившись к морскому дну чем то вроде корневой системы, она тянется к свету. Ее листовидные отростки и усики поддерживаются в вертикальном положении пузырьками, заполненными воздухом.

Много лет назад здесь затонуло судно. Его разрушающийся корпус определяет величественную подводную архитектуру этого места. Громадные обломки дерева, колонизированные морскими обителями, поднимаются над морским дном, словно подводные города. А над ними возвышается похожая на древний лес ламинария, плавное движение которой не останавливается ни на секунду.

Поравнявшись с верхушками водорослей, я продолжаю спуск. В этой чистой воде при дневном свете меня окружали бы необыкновенно яркие краски, но ночью оттенки стали мягкими, приглушенными: кремовая ламинария, темно синяя дымчатая вода, редкие рубиновые сполохи крабов, ползущих по песку.

Я собираю морских ежей. Заросли ламинарии – излюбленное место нереста рыб. В последнее время водорослей стало меньше, и одна из возможных причин состоит в том, что морские ежи объедают их корни. Нам с коллегами нужно понять, появились ли в наших местах новые виды или просто популяция этих животных стала немного прожорливее. Продажа лицензий на промысел рыбы могла бы стать очень выгодной для экономики островов. Рыба важна, а значит, важны леса ламинарии и мои морские ежи. Ночь они проведут в холодильных камерах на лодке, а утром я отвезу их в свою лабораторию в Стэнли.

Многие дайверы не любят ламинарию. Им неприятно ее прикосновение, и они опасаются, что их руки и ноги запутаются в похожих на щупальца отростках. Мне же нравится чувство безопасности, которое дает этот «лес». Я наслаждаюсь своей незаметностью, возможностью застать врасплох других обитателей моря, хотя иногда врасплох застают меня. В водорослевых зарослях погружения для сбора материала всегда проходят успешнее.

Внезапно понимаю, что я здесь не одна. Кто то приближается. Водоросли передо мною ритмично движутся, а через секунду я оказываюсь практически нос к носу с молодым морским котиком. Он смотрит мне в глаза, затем снова устремляется за добычей. Она такая быстрая, что я даже не успеваю определить, что это за рыба. Смотрю, как они делают зигзаги над океанским дном, но тревожное ощущение никуда не девается.

Это происходит мгновенно. Над моей головой появляется гигантская тень, вода начинает давить с огромной силой, и кто то большой устремляется к морскому котику. Они налетают друг на друга. Яростное трепыхание, разорванная плоть. Вода вскипает струей пузырьков, и животные снова разъединяются.

Непрошеный гость – это морской слон, крупный самец больше двух метров длиной. Он гораздо медленнее своей жертвы, но чрезвычайно силен. В зарослях ламинарии начинается яростная погоня, и я понимаю, что нахожусь в опасности.

Морской слон обычно не нападает на людей и даже на крупных тюленей, но этот увлечен охотой, им движет жажда убийства.