А она ответила:

— О, я никогда не бываю голодна.

И снова улыбнулась. Элис иногда тоже так улыбалась. Когда хотела показать, какая она умная.

Я поставила кастрюлю обратно на плиту и принялась чистить картошку для ужина. Забавно, какие моменты сохраняет память. Можно подумать, это так важно, помнить, что я чистила картошку.

Они болтали о какой-то игре, которой Элис научила маленькая девочка.

— Что это за игра? — спросила я.

Они ничего не сказали. Я оторвала взгляд от картошки. Маленькая девочка смотрела на Элис. Мне не понравилось, как она смотрела. Глаза у нее были похожи на стекляшки.

— Да так, — сказала Элис, — просто игра.

Она никогда не умела лгать.

— И все же? — спросила я.

Я знала, что дети легко учатся всяким гадостям. И откупа мне было знать, чему учит мою Элис маленькая девочка?

— Прятки в песочнице, — сказала маленькая девочка.

И улыбнулась так, словно одурачила меня.

Элис громко засмеялась.

— Да, — сказала она. — Прятки в песке.

Она была никуда не годной лгуньей. Помоги ей Господь.

Элис умолкла, как только увидела выражение моего лица.

— Ха-ха, — сказала я, — после обеда посмотрю, во что вы там играете. Так что, надеюсь, это будет хорошая игра.

Они некоторое время молчали. Элис доела суп и намазала себе бутерброд.

Маленькая девочка увидела, что я за ней наблюдаю. Она взяла кусок хлеба и принялась его мусолить. Зубы у нее были белые. Такие же белые, как кожа.

— Где ты живешь? — спросила я. — Я ведь даже не знаю, как тебя зовут.

— Меня зовут Дора, — сказала она. — Я живу в большом доме на Уайльд-стрит.

— Вы только что переехали? — спросила я.

Мне показалось, она сейчас улыбнется. Но она сдержалась.

— О нет, — сказала она. — Я уже долго там живу.

Я спросила, живет ли она с родителями.

— Я их навещаю, — сказала она. И обернулась к Элис: — Ты уже поела?

Я велела ей не торопить Элис. Она ответила, хорошо, мэм. Она начинала действовать мне на нервы.

Когда дети пошли играть, я поняла, что за весь обед Дора съела только кусочек хлеба. Даже не притронулась к стакану молока, который я перед ней поставила. Точно так же, как к пирогу, салату и сыру. Вот тогда я должна была догадаться. Столько всего уже произошло. Что же такое было со мной?

Закрыв за девочками дверь, я обнаружила ту же самую черную землю на линолеуме. Наверное, она насыпалась с сандалий Доры. Земля была такая черная. Я понюхала ее. Знакомый запах, но не вспомнить, откуда я его знаю. В тот момент не смогла вспомнить. Я выбросила землю в мусорное ведро и вымыла руки.

Вечером я рассказала о девочке Джо.

— Ну, если она тебе не нравится, скажи, чтобы не приходила, — посоветовал он. — Вот и все.

— Но как я могу…

— Скажи, и все, — повторил он.

— Прямо так и сказать? Слушай, Дора, иди-ка ты домой?

— Это ее так зовут?

— Да.

— Просто скажи, чтобы больше не приходила. Вот и все.

— Как бы ты себя почувствовал, когда был ребенком, если бы тебе велели идти домой?

— Я бы пошел домой. Дай мне почитать.

Он уткнулся в свою газету. Я поднялась наверх, чтобы уложить Элис, которая как раз заканчивала чистить зубы. Она легла в кровать, и я включила ночник.

— Не надо, мама, — сказала она.

— Что за новости? — удивилась я.