– Понимаешь…

Я хотела было привести ряд примеров, когда Джонатан обнял меня и горячо поцеловал. Едва я оправилась от потрясения – миловаться перед парадной родительского дома мне не доводилось никогда в жизни – и едва начала смаковать головокружительное чувство, оттого что руки Джонатана скользнули под мой новый пиджак, дверь внезапно раскрылась, и мы в испуге отпрянули.

– О господи, – протянула моя старшая сестра Аллегра, складывая руки на груди. Расширяющиеся книзу рукава ее нового черного платья повисли, как у ведьмы. – Ромео и Джульетта!

Густо краснея, я одернула пиджак. Джонатан лишь едва заметно встряхнул руками, поправляя рукава, и переступил через порог.

– Аллегра, рад тебя видеть.

Он поцеловал ее в щеку.

– Хмм,– неопределенно промычала сестра.

Я, входя вслед за Джонатаном, собралась с духом. Общаться с Аллегрой никому не доставляло большого удовольствия. Одевалась она как владелица похоронного бюро, а ее манеры были бы более уместны в свирепые времена Римской империи.

– Вогуоиг, Аллегра,– сказала я, чмокая сестру в белую, как гипс, щеку. – Ca va?

– Привет, Мел,– ответила она. – Только не говори, что купила это платье в Париже.

– Именно там,– произнесла я, сияя.

Аллегра изумленно нахмурилась.

– Серьезно?

– Да! – воскликнула я. – В «Самаритен»!

– Парижская мода определенно переживает кризис,– проворчала моя сестрица, уже шагая в гостиную.

– Не обращай на нее внимания,– прошептал Джонатан, когда я от беспомощности пробормотала себе под нос ругательство. – Ты выглядишь на все сто.

Я думала, мы сможем войти в гостиную незаметно, ведь папа стоял спиной к двери и о чем-то разглагольствовал, однако у него и на затылке были глаза, только я о них позабыла.

– …Твоя ошибка в том, Уильям, что ты прислушиваешься к мнению того парня. Как школьник, ей-богу! Оно отвлекает тебя от собственных мыслей. А-а, Мелисса, как мило, что ты, наконец-то нарисовалась!

Отец повернулся с обычной коварной ухмылкой, и я поневоле сделала шаг назад.

В лучшие дни он выглядел вполне приятно, если вам по вкусу англичане лисьего типа, однако сегодня его было вообще не узнать. Мешки под глазами исчезли, седеющие волосы были начесаны и лежали шапкой в стиле бесшабашного юноши, кожа поблескивала, как у жителя Кубы или Флориды, а вовсе не как у обитателя родного влажного климата, в котором так выгодно разводить котсуолдских овец. Словом, папа преобразился, точно кинозвезда.

Его улыбка растянулась до предела, и тут я заметила, что и на зубы родитель не поскупился. Даже по-американски аккуратные Джонатановы по сравнению с нынешними отцовскими смотрелись весьма невзрачно. Вот почему мой папаша теперь все время улыбался. Он всегда использовал, что только мог, по полной программе.

– Смотрю, ты и Джастина привезла,– сказал отец, пока я лихорадочно думала, чтобы ему ответить.

– Джонатана,– поправила мама. Она уже протягивала нам навстречу белые руки. – Ты прекрасно помнишь его имя. Не обращай на него внимания, дорогой, он просто дурачится. Впрочем, ему никогда не приходится слишком усердствовать, правда ведь, Мартин? – Мама остановилась перед Джонатаном и расцвела улыбкой, будто он был единственным гостем, которого ей по-настоящему хотелось видеть. – Ужасно рада, что ты смог к нам вырваться.

– Белинда, даже если бы работники железнодорожного туннеля под Ла-Маншем забастовали, я нашел бы способ до вас добраться,– ответил мой жених, целуя ее в обе щеки.