Но даже если мы потеряем полностью флот д'Орвиля и весь Ельцин, мы нанесем противнику очень серьезный ущерб, а быстрая контратака с Мантикоры вернет нам систему, и соотношение потерь будет существенно в нашу пользу.
— Понимаю… — Кромарти потер подбородок и глубоко вздохнул. — Как быстро мне надо дать ответ, сэр Томас?
— Откровенно говоря, ваша светлость, чем скорее, тем лучше. Мы не знаем, хватит ли нам времени, чтобы завершить операцию, прежде чем противник атакует на другом участке нашей границы. Если у нас и есть время, то его не так много.
— Я понимаю, — повторил герцог. — Очень хорошо, адмирал. Я дам вам ответ как можно скорее.
— Благодарю вас, ваша светлость.
Капарелли вышел из совещательной комнаты, а премьер-министр облокотился на стол и подпер руками подбородок. Он долго и молча вглядывался в голограмму. Он был политиком с огромным опытом и великолепной подготовкой, и все же его лицо отразило внутреннюю борьбу. Наконец он протянул руку к терминалу связи и нажал кнопку.
— Слушаю, ваша светлость, — ответил голос.
— Мне нужна прямая сверхсекретная линия с флагманским кораблем адмирала Белой Гавани, Джанет, — тихо сказал он.
Хэмиш Александер, заложив руки за спину, расхаживал взад и вперед по кают-компании корабля Ее Величества «Сфинкс» и хмурился, слушая голос премьер-министра, доносившийся из коммуникатора.
— … и ты представляешь себе ее размеры, Хэмиш. Ну и что ты думаешь?
— Я думаю, Аллен, ты не должен меня спрашивать об этом, — раздраженно ответил граф Белой Гавани. — Ты ставишь под сомнение авторитет Капарелли, советуясь со мной. Особенно игнорируя официальные каналы, то есть действуя у него за спиной!
— Что делать. К сожалению или к счастью (это зависит от точки зрения), ты — мой самый лучший советчик. Я знаю тебя и Вилли уже много лет. Если не тебя, то кого еще я могу спросить?
— Ты ставишь меня в чертовски трудное положение, — пробормотал Белая Гавань. — Ведь если Капарелли узнает об этом, я не удивлюсь его отставке.
— На такой риск я согласен. — Голос Кромарти стал тверже. — То, что он предлагает, граничит с предательством союзника, Хэмиш, а тебе посчастливилось быть не только уважаемым стратегом, но и офицером, который победил при Эндикотте и обеспечил наш союз с Грейсоном. Пойми, это касается людей, а не только боевой ситуации. Поэтому мне нужно твое мнение — тем или иным способом.
Граф Белой Гавани стиснул зубы, вздохнул и перестал шагать. Он признал приказ, пусть неприятный, но приказ.
— Хорошо, Аллен. — Он сел в кресло перед терминалом и глубоко задумался, затем пожал плечами. — Я думаю, он прав, — сказал он и улыбнулся кривой усмешкой, видя явное удивление Кромарти.
— Тебе не трудно развить свою мысль? — спросил герцог спустя несколько секунд.
— Хорошо, вот тебе другой способ: почему бы еще я поддержал человека, который мне не нравится? — Улыбка Белой Гавани стала шире, и он махнул рукой. — Если это сработает, получится точь-в-точь то, о чем говорит Капарелли, — это позволит нам открыть огонь первыми и ударить по ним значительно большими силами, чем они ожидают. Он также прав, что противник при любом раскладе собирается напасть на Ельцин, но его предложение дает нам лучшие шансы удержать систему. Даже в самом худшем варианте мы существенно проредим их атакующие силы и навяжем наиболее удобный для нас рисунок сражения. Это даст нам великолепный шанс одержать победу, которая в начале войны имеет неоценимое психологическое значение, а неприятель понесет большие потери даже в случае нашего проигрыша. |