Таким образом, они получают двойной эффект: инцидент устраивают они, но мы при этом выглядим как спекулянты, наживающиеся на кризисе.
— Вы думаете, это главный мотив? — спросил Кромарти.
— Слишком мало очевидных фактов, чтобы прояснить ситуацию, сэр, — откровенно призналась Гивенс. — Мы можем только строить предположения, а попытки разгадать намерения врага — лучший путь оказаться в конфронтации, из которой ни одна сторона не сможет выбраться без потерь.
— Тогда что, по вашему мнению, нам нужно делать, адмирал Капарелли?
— У нас есть три основных пути, ваша светлость. — Капарелли расправил плечи и взглянул в глаза премьер-министру. — Первый — это отказаться вести игру по их правилам. Учитывая, что они нанесли удар по нашему торговому судну и уничтожили два боевых корабля, учитывая ущерб, который они нанесли нашим союзникам, я предлагаю увеличить охрану наших конвоев и патрули. Другой вариант: мы можем отказаться от всех ответных действий. Нам не избежать конфронтации, если они действительно ее хотят, но мы в силах заставить их признать, что они добиваются войны. Однако если мы пойдем по этому пути, то добровольно уступим им инициативу. Если они решатся на открытое военное вмешательство, наших сил может не хватить, чтобы предотвратить ущерб. И третий путь — это создать прецедент, которого они ждут: предъявить им формальное обвинение и предупредить, что они будут нести ответственность за любую будущую агрессию. Если мы выберем этот вариант, тогда я и мой штаб должны одновременно укрепить все наиболее важные и — или — находящиеся в наибольшей опасности базы, а также поддержать наших союзников. Такое передислоцирование сил может подчеркнуть факт, что мы серьезно готовимся к столкновению, и одновременно стать частью запланированного усиления наших опорных баз, необходимого, чтобы защищаться в случае нового нарушения границы. И наконец, мы можем осуществлять это самое укрепление, не делая никаких заявлений. Тогда мы согласимся играть на их поле. Они могут по-прежнему заниматься провокациями, но своевременное усиление наших позиций позволит нанести атакующему противнику серьезный урон. Кроме того, мы защитим наших подданных и союзников, а поскольку любой инцидент возможен только в космическом пространстве Альянса, противник едва ли осмелится провозгласить, что мы их преследуем.
— Ясно… — Кромарти перевел взгляд на голограмму и с минуту помолчал. — И какой же путь предпочитаете вы, адмирал? — спросил он наконец.
— Третий, ваша светлость, — ни минуты не сомневался Капарелли. — Как я уже сказал, мы не в силах удержать Хевен от развязывания конфликта, если они действительно его хотят, но я не вижу причин помогать им в этом. Если мы серьезно укрепим наши пограничные отряды, противнику, со своей стороны, придется задействовать более мощные силы. Допустим, они решат пойти по такому пути. Но это с высокой вероятностью равносильно первому шагу к полномасштабной войне. Если их нынешняя цель — лишь отвлечь внимание долистов от недовольства внутри страны, перспектива войны может заставить их отыграть назад. А не отыграют — мы в любом случае укрепим все пограничные флоты, чтобы достойно встретить врага в случае нападения.
— Ясно, — ответил премьер-министр и посмотрел поверх стола на графа Белой Гавани.
На всем протяжении дискуссии адмирал Александер хранил молчание, его задумчивые голубые глаза по очереди изучали каждого говорившего. Он не выказывал желания высказаться, и Кромарти отдавал себе отчет, что, предоставляя ему слово, ставит его в неловкое положение. Но он привел его с собой не для того, чтобы он отмалчивался, поэтому прокашлялся и спросил:
— Какой вариант предпочитаете вы, Белая Гавань?
Глаза Капарелли вспыхнули, он сжал под столом руку в кулак, но промолчал. |