– Какие-то проблемы?

Это явно не их дело. Так спросили, из вежливости. Они предпочитают не сталкиваться с людьми в форме.

– Пожалуйста, майор, ответьте, – настаивает Клара.

И в голосе этой новобрачной больше значимости, чем во всех этих полицейских, заграждениях, автоматах, мотоциклах, чем во всей этой силе, вставшей на ее пути.

– Господин Сент-Ивер скончался, – объявляет майор.

И трижды повторяет то же самое. Он увяз в объяснениях. Не хотел возлагать эту неприятную обязанность на кого-либо из своих подчиненных. И сам сейчас предпочел бы быть одним из них. Да хоть мотоциклом, в конце концов.

Клара отпустила руку Амара.

– Я хочу его видеть.

– Это совершенно невозможно.

– Я хочу его видеть.

Майор, понимая, что в принципе, с точки зрения генетики, это маловероятно, все же спрашивает старика Амара:

– Вы – отец?

На что Амар отвечает, как может отвечать только Амар:

– Она моя дочь, но я ей не отец.

– Объясните ей... – просит майор.

– Клара...

Теперь взял слово я. Я осторожно зову ее, насколько это в моих силах, как будто пытаюсь разбудить лунатика:

– Клара...

Она пронзает меня тем же взглядом, что и вояку с серебряными бровями. Она повторяет:

– Я хочу его видеть.

И я, помогший ей появиться на этот свет, сознаю, что она будет повторять это, пока не увидит Кларанса.

Малышня уже бежит к нам по залитой солнцем дороге.

– Симон, посади детей в машину и скажи остальным, чтобы не высовывались!

Симон подчиняется приказу Хадуша, как всегда – не колеблясь.

– А кроме вас, кто здесь еще может распоряжаться?

Значок парашютиста, приколотый к груди майора, обиженно блестит мне прямо в глаз.

– Я ее брат, – говорю, – я ее старший брат.

Голова майора кивает, что поняла.

– Мне нужно с вами поговорить, – коротко заявляет он.

Потом берет меня под руку и отводит в сторону.

– Слушайте, старший брат...

Он говорит очень быстро.

– Сент-Ивера убили, зверски, зарезали, прямо говоря, на него просто невозможно смотреть. Если ваша сестра туда пойдет, она не выдержит.

Полицейский заслон расступается. Навстречу – журналистская машина, обдав нас воздушной волной, устремляется к Парижу. Вечный метеор плохих новостей.

– А когда она увидит фотографии в газетах, думаете, ей будет легче? Вы готовы показать его кому угодно, только не ей?

Пауза. Мы смотрим на Клару. Хадуш и Мо стоят несколько поодаль. Амар – снова в белом «шамборе». А Клара... для нее солнце остановилось и земля перестала вертеться.

– Если вы хотите от нее избавиться, придется тащить ее силой.

И все это шепотом. Приглушенные слова. Притихший свадебный табор в траве у дороги, немые солдаты в форме, глухая тюрьма – впервые она мне кажется такой громадной, – застывший воздух, рассекаемый по вертикали струйкой дыма. Уверенная рука мастера: безупречная прямая. «Смерть – процесс прямолинейный...»

– Заключенные взбунтовались, – сказал майор. – Туда нельзя.

Но вокруг стояла такая тишина, что, если и был мятеж, ему, должно быть, вставили кляп в глотку.

– Что-то слишком тихо для мятежа, – заметил я.

И потом, подвинувшись к нему вплотную (куда уж ближе!), я спросил:

– А что произошло? Уголовники линчевали Сент-Ивера?

Поспешная ретировка майора:

– Не совсем.