|
, голос Ж. Л. В., автограф Ж. Л. В., они хотят, отстояв пятнадцать часов в очереди, получить наконец долгожданный экземпляр с пожеланиями автора, чтобы дружеское приветствие их кумира ласкало им слух, чтобы его улыбка подогревала обожание страстных почитателей таланта. Бесчисленные толпы мелких людишек, таких как Клара, Лауна, Тереза и миллионы других. Это не те читатели, со своими ценностями и убеждениями, которые могут сказать: «Я прочел такого-то...», нет, это замороченные простофили, которые последнюю рубашку снимут, чтобы сказать наконец: «Я его видел!» И если они не видят Ж. Л. В., не слышат, как говорит Ж. Л. В., если Ж. Л. В. не вдалбливает им с телеэкрана свое мнение насчет мирового прогресса и судеб человечества, тогда они просто начинают покупать его все меньше и меньше, и мало-помалу Ж. Л. В., не захотев материализоваться, перестанет вообще существовать, и мы вместе с ним.
Мне кажется, да мне именно кажется, что я начинаю понимать. Медленно, но упрямо голова соображает. – И что? – спрашиваю я. – А то, Малоссен, – подключается Королева Забо, – здесь как раз и неувязка. Ж. Л. В. серьезно ничего не хочет слышать, и речи не может быть, чтобы он появился на публике. – А!.. – Но он не против, чтобы кто-нибудь его замещал. – Замещал? – Играл его роль, если хотите. Пауза. Круглый стол вдруг заметно сжался. Ну что ж, вперед: – Это должен быть я, Ваше Величество? – Что вы об этом думаете?
– И ты согласился? Жюли как пружина выскакивает из вороха перин на нашей постели. – Я сказал, что подумаю. – Ты согласишься? Ее пальцы упорхнули из моей шевелюры, и я не узнаю звука ее голоса. – Я подумаю. – Ты согласишься корчить шута для этих чертовых издателей? Последние слова она уже просто выкрикнула. – Что с тобой, Жюли? Она выпрямилась. Она смотрит на меня со всей своей высоты. Капли нашего пота еще блестят у нее между грудей. – Как это – что со мной? Ты понимаешь, что ты мне сейчас объявил? – Я тебе еще ничего не объявил. – Послушай... Подумать только, минуту назад нам было так жарко, и вдруг – такие сюрпризы, мурашки по спине! Не нравится мне это. Как будто застукал домушника у себя в квартире. Чувствуешь, что тебя прижали к стенке. Поневоле начинаешь защищаться... хуже некуда. – Что еще послушай? Мой голос тоже изменился. Это уже не мой голос. – Тебе не надоело валять дурака? Ты не хотел бы побыть самим собой, хоть раз в жизни? Именно это я и возразил сначала на предложение Королевы Забо. Но она расхохоталась своим забическим смехом мне в лицо: «„Самим собой”, Малоссен, „самим собой”! Собственное „я”, что это еще за снобизм? Вы полагаете, что все мы. сидящие за этим столом, и есть „мы сами”? Быть самим собой, уважаемый, это быть тем самым конем, в нужный момент, на нужной клетке, в руках хорошего шахматиста! Пан или пропал!», но я уже отвечаю Жюли этим противным голосом, который никак не может быть моим: – Ах так! Значит, я уже не я? – Нет! Да ты никогда и не был самим собой! Ни секунды! Ты не отец своим детям, ты не в ответе за те тумаки, что сыплются на твою голову, и ты собираешься играть роль бездарного писателишки, при том, что ты никогда таковым не являлся! Тебя все используют: твоя мать, твои начальники и теперь еще эта сволочь... И вдруг я говорю: – Зато наша журналистка с львиной гривой и упругими грудками сама себе хозяйка? Да, я сказал это... Слово – не воробей. |
