– Из Лондона, будь он неладен, – ответил я, заработав еще один одобрительный взгляд. – Фокс Райан, к вашим услугам.

Он глянул на меня с неожиданным удивлением и сказал после паузы:

– То-то я и гляжу, что вы недостаточно рыжий для лепрекона. Решили посетить достопримечательность, хм… подходящую по размерам?

Я не понял ровным счетом ничего, кроме того, что беззлобное подтрунивание шофера нравится мне куда больше, чем холодная толерантность и деланое безразличие всех остальных. Я более чем уверен, что идея толерантности появилась у людей вполне полноценных как некая благородная форма этакого снисхождения к «неполноценным». Вот только когда ты ростом четыре фута без нескольких дюймов, ты хорошо видишь всю лицемерность подобной толерантности.

Она словно исключает тебя из круга нормальных людей, превращая в существо, «требующее особого отношения», а значит, априори неполноценное. Да, на словах она призвана разрушить стену между людьми обычными и «не такими», но на деле она делает эту стену еще прочнее. Потому что приучает «нормальных» лицемерить, вызывая этим скрытое отторжение. И даже насмешки не так разделяют людей, как вынужденное лицемерие с обеих сторон. Когда над тобой подшучивают, как этот ирландский весельчак, даже когда откровенно насмехаются, это дает тебе шанс быть со всеми на равных. Когда лицемерят, делают вид, что все в порядке, и при этом старательно отводят глаза – никакого шанса на равенство нет и быть не может.

– Просто наобум ткнул в точку на карте, – сказал я, доставая сигареты. – У вас в машине можно курить?

Он кивнул и нажал на прикуриватель.

– Вот так, просто ткнули и попали прямо в царство лепреконов… Есть на свете все-таки чудеса.

Я был совершенно не прочь узнать подробности о том месте, куда сейчас направлялся, а словоохотливость таксистов общеизвестна. Я закурил и доверительно сказал:

– Ну, скажем, почти так. А точнее, меня, по правде говоря, заинтриговало то, что Хоулленд – независимое государство, о существовании которого не знает даже Википедия. Собственно, вот и все. Ну, и еще, что его жителей называют лепреконами, словно они и впрямь древние волшебники маленького роста.

– Да, они такие… А в Британнике про Хоулленд тоже ничего не написано, – согласно кивнул таксист. – Ну, с Британникой-то все понятно, не любят нас островитяне, и это, к счастью, взаимно. А вот почему в Вики ничего нет, не знаю. Даже странно.

Он притормозил у очередного светофора, остро глянул на меня и сказал:

– Так вы действительно совсем-совсем ничего не знаете про наших лепреконов?

Я отрицательно качнул головой.

– Тогда слушайте внимательно, эта история, клянусь святым Патриком, достойна того.

История действительно оказалась крайне занимательной. В апреле тысяча девятьсот семнадцатого года на крохотный полуостров Эль-Сид, выдающийся в Ирландское море к востоку от Дандолка, прибыл цирк «Лепрекон». Это был бродячий цирк-шапито, чья труппа полностью состояла из карликов. Представителей каких только национальностей в ней не было… Ирландцы, шотландцы, англичане, валлийцы и даже залетные француженка и немец. Возможно, и даже наверняка, были и другие.

Как-то раз директор цирка, выпивая в немедленно возникшем в городке пабе, очевидно, под влиянием значительного количества алкоголя написал со своим приятелем, судейским крючкотвором, и отослал в британский парламент петицию о выходе Хоулленда из состава Британской империи. Вряд ли бы в парламенте вообще обратили внимание на эту бумагу, если бы не подавленное незадолго до этого Пасхальное восстание.