Прошло четыре часа с начала грабительского похода. Все меньше и меньше возвращается в свое жилище красно-черных муравьев. Наконец, все россомирмексы исчезли, и ничто уже не говорит, что здесь, между камешками, находится вход в таинственное жилище загадочных муравьев. Пусты и безжизненны обездоленные муравейнички проформиков, на которые был совершен налет. Все закончилось.

Сидя возле логовища россомирмексов, я зарисовываю план их жилища, ставлю из камней метки, чтобы потом, побывав на том месте, понаблюдать за интересным народцем-рабовладельцем. Вдруг из черной дырочки входа высовывается блестящая красная головка. Долго поводит во все стороны усами и скрывается. Затем я вижу, как снизу вверх, из темноты к свету, движется что-то бесформенное и серое. Шевельнулось во входе и застыло: муравьи закрыли маленьким камешком свою дверь.

Оставшееся до отъезда с каньона Чарын время я наведывался к закрытому муравейнику. Никого возле него нет, никто не стучится в закрытую дверь: она была заперта, когда решительно все оказались дома. Но как об этом стало известно подземным жителям?

Племя пигмеев

Полеты крошки плагиолепуса

Мы расположились в ложбинке между скалами, возле глубокого каньона Капчагай, на дне которого протекает река Или. Рано утром после первого жаркого летнего дня, выглянув из палатки, я вижу рой мелких насекомых. Он поднимается кверху и тогда на светлом небе мечутся черные точки. И когда они опускаются в ущелье, на фоне коричневых скал, погруженных в тень, вспыхивают мириады золотых искринок. Маленькие пилоты, сбившись кучей, то выстраиваются высоким столбом, то сплющиваются в узкую ленту, то рассыпаются в стороны, то сбиваются в тесный беспорядочный клубок. И все это дружно, сразу, по какому-то мановению, наверное, по особым сигналам, выработанным многими тысячелетиями.

В хаосе мечущихся темных точек некоторые из них совершают резкие маятникообразные движения из стороны в сторону или сверху вниз. Это тоже имеет какое-то значение. Глядя в бинокль, я поражаюсь тому, что полет каждого насекомого в отдельности воспринимается зрением как пунктирная линия, состоящая из отдельных разорванных друг от друга изображений. Отчего так, понять трудно. Надо посоветоваться с физиками. Быть может, полет настолько быстр, что глаза улавливают только отдельные участки движения, или это особая форма вибрации во время полета ради того, чтобы звучать. Но рой… безмолвен. Не слышно даже нежного звона крыльев. Но, кто знает, быть может мы глухи к нему, не способны его уловить, а для тех, кому он предназначен, он кажется громким призывом, оглушающим ревом множества голосов?

Стараясь разгадать секрет воздушных танцев крошечных насекомых, я до боли в глазах всматриваюсь в мечущиеся точки. Разрешить загадку может только киноаппарат со сверхскоростной съемкой…

Но кто же такие пилоты? Все эти эволюции в воздухе, падения, маятникообразные броски так хорошо мне знакомы по сибирским лесам, кишащим грибными комариками. Но откуда им быть в сухой пустыне? Взмах сачком — и на белой ткани я вижу крошечных черных муравьев с синеватыми крыльями. Плагиолепус-пигмей, мой хороший знакомый!

Плагиолепусы-пигмеи — самые маленькие муравьи в нашей стране. Они незримо существуют в пустыне, на самых сухих и безжизненных ее участках, малопригодных для других муравьев. Их гнезда располагаются под камнями, а ходы в жилища крохотные. Они их не роют, а, расталкивая в стороны землю, пробираются в ней как в зарослях густой травы. Благодаря ничтожным размерам плагиолепусы-пигмеи никому не нужны как добыча и, вероятно, никому не мешают жить. Быть может, только поэтому они так многочисленны.

Всю весну крошки плагиолепусы без устали трудятся, воспитывая крылатых самцов и самок, потом, когда над пустыней на все лето засияет жаркое солнце, все сразу выпускают своих питомцев.