Какова же судьба личинок жуков-скакунов? Ответили на этот вопрос сами муравьи. Вскоре после раскопок я увидел, как к главному ходу муравейника поспешно мчалось два рослых муравья-воина. Они волокли насмерть искусанную личинку жука-скакуна, их невольного помощника в трудных подземных работах. Какое вероломство!

Междоусобица

Тугаи у реки Или стали необыкновенными. Дождливая весна, обилие влаги — и всюду невиданно пышная, богатая растительность. Цветет джида и ее ароматом напоен воздух. Местами фиолетово-алые цветы джингиля закрывают собой все зеленое. Как костры горят розовые тамариски. Покрылись белыми цветами изящные джузгуны, на сыпучих песках красавица песчаная акация, светлая и прозрачная, оделась в темно-фиолетовые, почти черные цветы. Рядом с тугаями полыхает пустыня кроваво-красными маками, светится солнечной пижмой. Безумолчно щелкают соловьи, в кустах волнуются за свое крохотное потомство сороки. Биение жизни ощущается на каждом крошечном клочке земли.

Нынче урожай семян богатый. Муравьи-жнецы потрудились не жалея сил, закрома их кладовых набиты до отказа, у входа в гнезда кучки шелухи — свидетельство изобилия.

Теперь соседям пора бы забыть прошлогодние распри из-за голода. Но старые привычки живучи, укоренились. И два соседних гнезда муравьев-жнецов враждуют. Беда, если чужой попал не на свою территорию. Его схватят, распялят, замучают, казнят. У входа каждого гнезда по-прежнему бегает отряд воинственных солдат. Они не в меру оживлены, мечутся, с размаху бьют раскрытыми челюстями о землю, обстукивают головой всех встречных, как бы желая убедиться, что это свой, обуяны жаждой расправы с чужаками. Возможно, только они, эти солдаты, портят добрососедские отношения двух гнезд, а остальные тут ни при чем?

Между тамарисками рядом два гнезда, недалеко друг от друга. Раньше в густой растительности их не было видно. Теперь же, когда бульдозер провел дорогу, муравьи спешно восстановили свои засыпанные гнезда и оказались на виду, на оголенной земле. У одного гнезда муравьи трясутся как в лихорадке, постукивая друг друга головами, передают сигнал тревоги. На них, оказывается, напали соседи.

Муравьи-хозяева защищаются от налетчиков. Рослые солдаты действуют по-своему. Схватив чужака, оттаскивают его далеко в сторону от муравейника и бросают. Наверное, так легче. Впрочем, так стало легче, потому что земля расчищена бульдозером.

У входа в третий муравейник муравьи странно мечутся, дергаются из стороны в сторону. Это солдаты. Они нападают на чужаков, бьют челюстями. В перерывах между схватками солдаты подают сигнал тревоги: мелко вибрируют головой, постукивают ею встречных жнецов, бегущих за урожаем или возвращающихся обратно. Но сборщики почти не обращают внимания на воинственных собратьев. Междоусобица их не касается. Инстинкт заготовки корма для них превыше всего. Кое-где вояки сцепились друг с другом, грызут ноги, усики, тонкие стебельки, соединяющие грудь с брюшком. Один уже без брюшка, жалкий, уродливый, часто теряя равновесие и опрокидываясь, крутится как сумасшедший, посылая удары во все стороны. Мне кажется, он уже не способен отличать своих от чужих, им управляет предсмертная агония, злоба к врагу. И вот странно: ему даже не отвечают, прощают удары. Зачем с ним драться? Участь его предрешена. Скоро он истощит свои силы и замрет.

Из жилища выползает муравей с зерном и удирает от тех, кто нападает и трясется в возбуждении. Он, оказывается, из другого гнезда. Это вор, и пришел он сюда за чужим добром. Его долгий путь нелегок и лежит через заросли трав. По пути его все время бьют, пытаются отнять ношу.