Свои жилища они устраивают в земле, охотно используя трещины и мелкие норки. Жилища, в общем, лишены строгого плана и представляют собой небольшие камеры с длинными ходами. В их гнездах живут многочисленные самки, беспрерывно кладущие яйца, и муравейники всегда полны детворы. И на смену погибшим приходит еще более многочисленная рать новорожденных, готовая к самым различным похождениям на благо своей успешно растущей семьи.
Поскольку тетрамориусов очень много, часто трудно решить, где кончаются владения одного муравейника и где начинается другой. Муравьи-соседи, казалось, не обращают внимания друг на друга. Но этот нейтралитет очень неустойчив. Наступает время, когда один из муравейников засылает в жилище соседа разведчиков. Их вскоре ловят бдительные сторожа. Прежде чем казнить чужаков, их растягивают за ноги, и тогда возбужденные члены семьи то и дело подбегают знакомиться с обликом врага. Появление разведчиков — многозначительное событие. Когда выдается влажная ночь, жители обоих муравейников собираются на открытой площадке и начинают деловито и неторопливо истреблять друг друга. Для побоища выбирается обычно площадка, свободная от растений, на нейтральной земле. Иногда баталия разыгрывается у гнезда подвергнувшихся нападению. Не спеша муравьи расчленяют друг друга на части, отсекают головы, грудь, брюшко. Иногда на одного воина нападают пять-шесть противников, в свалку ввязываются спасители, клубок принимает самые сложные формы.
Обычно массовое побоище тянется всю ночь, продолжается весь день, если он пасмурный, и только горячее солнце, выглянувшее из-за туч, прекращает это ожесточенное сражение, после которого на поле бранит остаются горы погибших воинов.
После побоища, будто завершив очень важный и непременный обычай, муравьи мирно расходятся, энергично принимаются за будничные дела, со свойственным им усердием воспитывают свое потомство, новую армию для взаимного уничтожения. До очередного сражения муравьи прекращают какие-либо враждебные действия. Наступают недолгие мир и покой.
Сражения тетрамориусов настолько часты, что их нередко можно наблюдать там, где обитает это воинственное насекомое. Слаженная организованность этих деловитых взаимных уничтожений вида каждый раз производит на меня большое впечатление.
Иногда в поселениях тетрамориусов вспыхивает эпизоотия заразной болезни, и тогда дни и ночи напролет члены большого общества сносят трупы умерших в общие кучки на кладбище. В это время не затеваются войны, забываются даже родительские заботы, и воспитание детей сразу прекращается. Болезнь обычно долго и упорно не желает покидать муравейники и часто от многочисленного и процветающего муравьиного государства остаются жалкие группки обитателей, вяло бродящих по поверхности опустевших поселений среди аккуратно сложенных горок трупов собратьев. И внезапные самоуничтожения и страшная болезнь, возможно, представляют собой тысячелетиями сложившиеся особенности жизни этого самого многочисленного муравьиного племени, регулирующие его численность.
Я хорошо знаком с этим муравьем, наблюдаю его около двадцати лет и бьюсь над загадками поведения тетрамориусов, но не могу найти ключа к их расшифровке.
Помню один из весенних дней в пустыне. Вокруг небольшой глинистой площадки полыхают красные маки, в понижениях между холмами их красное зарево сменяют голубые покрывала незабудок. На синем небе ни облачка, щедро греет южное солнце, раскаляя землю, кверху струится горячий воздух, отражаясь озерами-миражами.
На краю площадки творится что-то непонятное. Из многих дверей большого муравьиного дома наверх высыпало все многочисленное население — несколько тысяч крошечных и деятельных тетрамориусов. В их жизни произошло что-то важное. Обычно спокойные, муравьи были непомерно возбуждены, быстро метались из стороны в сторону, но никуда не расползались. Темное пятно их скопления в диаметре около полуметра колыхалось, кипело, буйствовало телами в каком-то ажиотаже. |