Миссис Фонтейн сдвинула на самый кончик носа очки для чтения в перламутровой оправе, натянула поверх домашнего халата кардиган с блестящими пуговками – так-то на улице было тепло, но она вечно мерзла, поэтому из дома выходила, укутавшись, – и, выйдя через заднюю дверь, поковыляла к забору.

День был бодрый, свежий, чистый. По небу неслись низкие облачка. Лужайка – которую уже давненько не мешало бы подстричь, как же Шарлотта запустила дом, кошмар просто, – была усеяна фиалками, дикой кислицей, распушившимися одуванчиками, и от ветра по траве расходились круги и завихрения, словно рябь на море. Волнами лезли гроздья глицинии, хрупкие, будто водоросли. Глициния так густо облепила всю заднюю стену дома, что из-за нее и крыльца, бывало, не разглядишь; красиво, конечно, когда она в цвету, но когда она цвести переставала, то превращалась в косматые заросли, да к тому же грозилась обрушить своим весом крыльцо – сорняк эта глициния, стоит отвернуться, как она расползется и весь дом расшатает, но поди ж ты, кто-то учится только на собственных ошибках.

Она думала, дети с ней поздороваются, и пару минут выжидала у забора, но дети даже не глянули в ее сторону и продолжали заниматься своим делом.

– И что же это вы, детки, там затеяли? – приветливо крикнула она. Они все так и вздрогнули, повернулись к ней.

– Кого-то хороните?

– Нет, – прокричала в ответ Гарриет, младшенькая, и миссис Фонтейн от ее тона прямо покоробило. Та еще штучка, эта девчонка.

– Да ведь, похоже, хороните.

– Никого мы не хороним.

– А мне кажется, вы того старого рыжего кота хороните. Молчание.

Миссис Фонтейн прищурилась поверх очков. Так и есть, старшая девочка плачет. Большая уже, чтоб реветь-то. Вот младшая опускает сверток в яму.

– Точно, его вы и хороните, – возликовала она, – меня вам не одурачить! Одни беды были от этого кота. Каждый божий день он сюда приходил, а потом у моей машины все лобовое стекло было в отпечатках его мерзких лап.

– Не обращай на нее внимания, – сквозь зубы прошипела Гарриет сестре. – Сука старая!

Хили ни разу не слышал, чтоб Гарриет крепко выражалась. Он поежился от удовольствия.

– Сука, – погромче повторил он, с удовольствием пробуя дурное слово на вкус.

– Что-что? – взвизгнула миссис Фонтейн. – Это кто сказал?

– А ну замолкни! – велела Гарриет Хили.

– Кто это сказал?! Девочки, кто это там с вами?

Гарриет плюхнулась на колени и голыми руками стала закапывать яму, присыпая комьями грязи голубое полотенце.

– Давай, Хили, – прошипела она, – быстрее. Помогай!

– Это кто там с вами? – верещала миссис Фонтейн. – Отвечайте сейчас же! Не то я сейчас пойду домой и позвоню вашей матери.

– Вот мразь! – осмелев, выпалил Хили, раскрасневшись от собственной смелости.

Он опустился на колени рядом с Гарриет и тоже принялся быстро засыпать яму. Эллисон стояла рядом с ними, зажав рот кулаком, и по лицу у нее катились слезы.

– Дети, отвечайте немедленно!

– Постойте! – вдруг вскрикнула Эллисон.