А Дженни Паргитер только вошла во вкус. «Нойе цайтунг» опубликовала аналитическую статью о наших шансах в Брюсселе, как раз говорила она. Ей представлялось насущной необходимостью, чтобы каждый сотрудник канцелярии прочитал этот материал с особым вниманием. Де Лиль громко вздохнул. Не пора ли Брэдфилду уже заставить ее заткнуться?

– Автор отмечает, что мы исчерпали абсолютно все пункты переговоров, Роули. У нас больше не осталось аргументов. Никаких. ПЕВ, как и Бонн, утратило свою роль: не пользуется поддержкой избирателей совершенно, а сочувствием парламентских партий лишь в самой малой степени. ПЕВ рассматривает Брюссель как некое магическое лекарство от внутренних британских болезней, однако, по иронии судьбы, может добиться успеха только при наличии доброй воли другого правительства, находящегося в аналогичной критической ситуации.

– Верно.

– Но гораздо более глубокая ирония состоит в том, что Общий рынок фактически перестал существовать.

– Тоже верно.

– Статья озаглавлена «Опера нищих». В ней также отмечается, что Карфельд подрывает последние шансы заручиться эффективной поддержкой нашей заявки со стороны Германии.

– Для меня все это звучит вполне предсказуемо.

– А призыв Карфельда исключить из торгового союза между Бонном и Москвой как французов, так и англосаксонские державы привлекает в определенных кругах серьезное внимание.

– Любопытно, о каких именно кругах идет речь? – буркнул Брэдфилд, и ручка вновь опустилась на бумагу. – И термин «англосаксонские» я бы не употреблял, – добавил он. – Потому что отказываюсь принимать определение своего этнического происхождения, сформулированное де Голлем.

Эта реплика послужила сигналом для представителей старой школы дипломатии издать понимающий смешок интеллектуалов.

– А что думают русские по поводу оси Бонн – Москва? – подал кто-то голос из центральной части полукруга.

Это мог быть Джексон, человек, прежде служивший в колониях, он любил пускать в ход здравый смысл как средство против перегретой интеллектуальной атмосферы.

– Я хочу сказать, что в этом заключена важнейшая часть вопроса, не так ли? Им уже было сделано официальное предложение?

– Прочитайте наш последний отчет, – посоветовал де Лиль.

Ему казалось, что сквозь открытое окно все еще слышится заунывный хор фермерских клаксонов. Это все-таки Бонн, внезапно пришла мысль. А эта дорога – наш мирок. Сколько названий она имеет на участке всего в пять миль между Мехлемом и Бонном? Шесть? Семь? Вот так и мы. Ведем никому не нужную словесную баталию. Непрестанная, выхолощенная какофония заявлений и протестов. И как бы ни совершенствовались модели машин, как бы ни увеличивалась их скорость, какими бы опасными ни становились столкновения, какими бы высокими ни строились здания вокруг, маршрут остается неизменным, а его конечная точка не имеет никакого значения.

– Давайте побыстрее покончим с остальным. Вы согласны, Микки?

– О боже, конечно, согласен!

И оказавшийся в центре внимания Краббе начал длинную и путаную историю, услышанную им от корреспондента «Нью-Йорк таймс» в Американском клубе, который сам узнал ее у Карла Хайнца Зааба, а тот, в свою очередь, подслушал в разговоре каких-то офицеров ведомства Зибкрона.