– Есть еще информация?

– Ничего взрывоопасного. Мы отыскали следы ближайшего родственника. Его дядя жил в Хампстеде. Отто Хартинг. Одно время исполнял обязанности приемного отца и опекуна. Другой родни нет. Отто Хартинг занимался фармацевтикой. Хотя, судя по описанию, это больше смахивало на алхимию. Патенты на новые лекарства и все такое. Но он умер. Десять лет назад. Состоял членом хампстедского отделения коммунистической партии с сорок первого по сорок пятый. Однажды привлекался к суду за приставание к малолетним девочкам.

– Какого возраста девочкам?

– А тебе не все равно? Племянничек Лео достаточно долго жил с ним вместе. Так все, должно быть, и началось. Вероятно, тогда старик завербовал его… Проникновение в расчете на долгую перспективу. Подходит по всем признакам. Позже кто-то напомнил ему обо всем. Они никого так просто не отпускают, сам знаешь. Коготок увяз, и так далее. Хуже, чем у католиков.

Ламли ненавидел религию.

– К чему он имел доступ?

– Неясно. По должности значится сотрудником, занимавшимся разбором жалоб и консульскими проблемами, хотя один черт поймет, что это означает. Но имел дипломатический ранг. Почти самый низкий – второй секретарь. Ты знаешь людей такого типа: не подлежит ни повышению, ни назначению в другую страну, не имеет права на пенсионное обеспечение. Даже дешевое жилье ему подобрали люди из канцелярии. Словом, настоящим дипломатом его никак не назовешь.

– Да он просто счастливчик, как я погляжу.

Ламли пропустил шутку мимо ушей.

– Ему полагалась дотация на развлечения. – Ламли снова заглянул в папку. – Сто четыре фунта в год. Имел право пригласить более пятидесяти гостей на коктейли и устроить ужин на тридцать четыре персоны. Строго подотчетные деньги, хотя совсем не густо. Его наняли как местного сотрудника. Временно, разумеется. Но это «временно» растянулось на двадцать лет.

– Стало быть, мне осталось протянуть еще шестнадцать.

– В пятьдесят шестом он обратился за разрешением жениться на девице по фамилии Эйкман. Маргарет Эйкман. Он с ней познакомился во время службы в армии. Но судьба прошения не известна. Мы не знаем, женился он в конце концов или нет.

– Вполне возможно, что потом они попросту перестали обращаться за разрешениями. Что было в пропавших папках?

Ламли ответил после некоторого колебания.

– Всякая всячина, – сказал он небрежно. – Материалы на самые разные темы. Брэдфилд как раз сейчас пытается составить список.

Из коридора до них доносились громкие звуки приемника портье.

Тернер уловил тон начальника и решил тоже придерживаться его.

– Какого рода всякая всячина?

– Политическая, – сказал Ламли. – Совсем не из твоей сферы интересов.

– Вы хотите сказать, мне не следует этого знать?

– Я хочу сказать, тебе это знать ни к чему. – Ламли снова произнес свою фразу легкомысленно. Он понимал, что его срок вышел, и никому не желал зла. – Надо сказать, Хартинг выбрал очень подходящий момент со всей этой заварухой, – продолжал он. – Наверное, сгреб все, что попалось под руку, и дал деру.

– Дисциплинарные взыскания?

– Ничего из ряда вон выходящего. Пять лет назад в Кёльне ввязался в драку. Вернее, сам затеял потасовку в ночном клубе. Дело удалось замять.

– И его не уволили?

– Мы же любим всегда давать людям второй шанс. – Ламли все еще, казалось, был погружен в чтение бумаг из папки, но на этот раз в его голосе отчетливо звучал серьезный подтекст.