— Как с Польшей? — удивился Литта.

— С Польшей… Один даже по-русски сказал — Варшава. «Их, — говорит, — у него нашли, а оказались они у него благодаря камердинеру; так теперь нужно его научить, что говорить»… Только слышу третий голос там. Посмотрел в щель — вижу, подошел к ним такой, и впрямь камердинер.

— Довольно, — остановил его Литта, — довольно!.. Теперь я понимаю… все понял.

— Так вот я и думаю, как бы это все вашему сиятельству рассказать, потому что дело здесь не совсем чистое выходит… ну и пошел.

Литта закрыл руками лицо.

«Гадость-то людская, — подумал он, — гадость-то!.. А ведь вот, однако ж, совсем чужой человек пришел — предупреждает. Как это все сплетается!»

Теперь он знал, по крайней мере, какую новую клевету взводили на него. И в эту минуту ему показалось, что это было уже слишком много, что почти сверхчеловеческие силы восстали против него и что ему уже не выправиться теперь, не выпутаться.

— Но как же это ты пешком пришел? Откуда же ты меня-то знаешь? — спросил немного погодя граф Литта.

— А конюха Дмитрия забыли? Батюшка, ваше сиятельство, из-за вас я человеком стал, — век я не забуду… к больному не побрезговали прийти, а то бы погибать мне, как собаке! — И Дмитрий стер рукавом навернувшиеся у него слезы, стараясь сделать это незаметно.

XIV. Доклад императрице

С погодой происходило между тем что-то странное. В самых последних числах сентября разразилась гроза над Петербургом, и в народе говорили, что такое необычное явление не предвещает ничего доброго. В октябре метеор упал за каретой государыни. Снег выпал, и морозы завернули быстро. Все ожидали почему-то тревожной, беспокойной зимы.

К началу ноября императрица, видимо, чувствовала себя нехорошо и даже не скрывала этого. Причиной тому были, как ходил слух, неудача с браком великой княжны Александры Павловны и отказ шведского короля, сильно подействовавший на самолюбие императрицы Екатерины.

Государыня изменила свои привычки. По воскресеньям не выходила к обедне, оставалась вечером в своей спальне, и обыкновенно проводившие у нее конец дня великий князь Александр с супругою не были приглашаемы в последнее время. С докладами она принимала лишь самых близких лиц.

Четвертого ноября Зубов вошел к ней и поразился болезненным, усталым видом государыни. Она сидела в кресле у своего столика. Он с беспокойством, внимательно и пытливо остановил на ней взгляд.

— Ну, что смотришь? — спросила она. — Что? Изменилась я?

— Нет, напротив, — поспешил успокоить ее Зубов, — если и изменились, то к лучшему… Напротив, сегодня у вас вид гораздо лучше! — солгал он.

Государыня вздохнула и, как бы желая доказать, что ей действительно лучше, и подбадриваясь, показала ему на стул против себя, а затем проговорила:

— Ну, покажи, что у тебя там?

Она, согласно своему правилу, что «нельзя прожить ни одного дня без того, чтобы не писать», уже занималась сегодня утром составлением сенатского устава — работою, которой предавалась в последнее время.

— Что, много бумаг? — спросила она опять, надевая очки, пока Зубов усаживался на стул и раскрывал папку с делами.

— Нет, ваше величество, немного, — ответил он и начал докладывать, наученный, почти как канарейка с дудочки, Грибовским.