Вкусных вещей понавезли видимо-невидимо: и ветчину, и горячего копчения осетрину с янтарным жирком, и огурчики, и грибочки — чего только там не было. Потчуя дорогих гостей, Протасов разрезал пополам подогретые на печке калачи и густо намазывал их паюсной икоркой.
За дачу, понятно, больше пили: за хозяев, строителей и каких-то «жизнедеятелей», как витиевато провозгласил архитектор. При этом «Двин» и зеленую лимонную водку перемежали пльзенским пивом, отчего вскоре, по меткому замечанию Альбины, выпали в осадок.
Она-то как раз пила меньше всех, лишь пригубливала, устремив поверх рюмки тягуче-медлительный взгляд. Встретившись с ней глазами, Алексей вдруг понял что-то такое, от чего ему сделалось душно и беспокойно. Словно горячая волна прервала дыхание, и уши тоже горели, как в огне.
Перехватив еще один такой же взгляд, он поторопился уйти, сославшись на какую-то там работу. Назад возвратился часа через два, когда все разъехались по домам, а его точно током ударило, пронзив насквозь до малейшей жилочки.
Из того, что случилось потом, он до осязаемого бреда запомнил тепло ее тела под смятым шелком и дрожь своих натруженных рук.
Те давившие его ссадины зажили, затянулись пергаментной корочкой…
Какие глупости он нашептывал, какие обещания и уговоры твердил, вспоминать было и вовсе ни к чему. Она только подхихикнула в ответ умудренным, все понимающим смехом и разнеженно нашептывала:
— Глупыш, глупыш…
Правду сказала: глупыш и есть! Дарить ей тот камень никак не стоило. Ежу и то ясно. Хотя, конечно, какая-то память должна быть. Все должно завершаться красиво.
Скорого завершения Алексей, впрочем, не ожидал, воображая картины на будущее — одну слаще другой. Как-никак в его добровольное, хотя и вынужденное заточение Альбина внесла приятное разнообразие.
Однако уже на следующий день, ближе к вечеру, он был разбужен треском подкатившего к самому резному крыльцу мотоцикла. Перебегая на цыпочках от одного занавешенного окна к другому, ему удалось рассмотреть сквозь щели милицейского лейтенанта в шлеме и сидевшего в коляске Архипа Ивановича, коменданта поселка.
Лейтенант постучал затянутым в кожаную перчатку кулаком сначала в дверь, а затем и по ставням, но Алексей, само собой, не подал признаков жизни…
Не прислушаться к такому звоночку было нельзя. Дождавшись темноты, Алексей пехом рванул в сторону Калинина. Полоса сплошных ливней, слава тебе господи, прошла, и он без осложнений дотопал до четвертой от Синеди станции. Только там решился сесть в электричку. И то выскочив из кустов в самый последний момент.
Освещенная редкими фонарями платформа отсвечивала пустотой: ни милиции, ни пассажиров. В облачных прорывах купалась промытая до блеска половинка луны. Тревожно гудели медные провода. Когда сомкнулись резиновые прокладки дверей, он облегченно поревел дух.
Глава двадцать пятая
ТАЙНАЯ СИЛА
Вопреки предусмотрительным советам сослуживцев и кое-каким собственным горестным наблюдениям Люсин решил во что бы то ни стало разыскать Аглаю Степановну, с которой виделся последний раз на поминках.
Так в одно прекрасное утро — оно действительно было прекрасным из-за свежевыпавшего снега — он оказался в Волжанске.
— Вот, значит, где ты теперь живешь? — принужденно улыбнулся Владимир Константинович, озирая аскетическую жилплощадь.
Он опустил на белый, больничного вида табурет туго набитые сетки с апельсинами и длинными парниковыми огурцами, затем, найдя на двери подходящий гвоздь, повесил тяжелое кожаное пальто.
— Ты не хлопочи, мать, я ненадолго.
— Торопишься все. Как же тебя занесло в нашу-то глухомань?
— Самым обыкновенным манером: по железной дороге. Тобой, Степановна, нотариусы интересуются. |