— У вас же две вывески не кончены: одна — для булочной, другая — для гробовщика.

— Верно, верно!.. Я займусь разметкой букв, а ты мне почитаешь.

Лена давно перестала ходить к своей ученице:

— Некогда мне! Уроков много, да и мама ворчит, что я ей мало помогаю.

Валя успела научиться читать по складам. На этом и кончилось её обучение. Уходя, Лена показала ей цифры, ткнула в букварь и сказала:

— Если писать захочешь, — смотри вот сюда. Это «прописи». С них и срисовывай буквы.

Читать Валя скоро научилась довольно сносно и охотно читала вслух, когда закончит растирать краски и приготовит всё нужное хозяину для работы.

Однажды Алексей Алексеевич принёс откуда-то маленькую книжку с пожелтевшими страницами. Она называлась: «Картины из истории детства знаменитых живописцев».

— Это старинная книга, — объяснил он Вале. — Она напечатана семьдесят лет тому назад. Тогда еще и меня на свете не было!

Девочка бережно перелистывала толстые, плотные страницы. Перед каждым рассказом вклеена цветная иллюстрация, изображающая маленького итальянца, испанца, француза. Из всех этих мальчиков потом выросли великие художники.

Валя залюбовалась прекрасной женщиной в нарядном платье. Ласково обняв за плечи бедно одетого мальчугана, та подвела его к седому художнику. Тот с палитрой и кистью в руках сидел перед мольбертом.

— Читай вслух! — попросил Алексей Алексеевич.

— «…Поздно вечером, по тропинке, которая вела из густого леса в местечко Корреджио, шла бедная женщина; она с трудом несла огромную вязанку дров…» — начала Валя рассказ о сыне дровосека. Мальчик тоже должен был стать дровосеком, но ему с детства хотелось рисовать. Его больному, измученному работой отцу казалось, что Антонио растёт бездельником.

Как-то раз мальчика послали в лес рубить дрова, но он бросил топор и увлёкся вырезыванием из дерева изображения мадонны. Отец окончательно разгневался, и Антонио пришлось уйти из дома. Не помогла и защита дяди, уверявшего, что статуэтка мадонны сделана прекрасно.

Усталый, голодный, пришёл Антонио Аллегри в соседний город. Он слышал, что там живёт один известный художник, обучающий молодых итальянцев. К нему-то и направился сын дровосека.

— «Антонио увидел длинный ряд мольбертов, а за ними молодых людей различных возрастов; по середине зала сидел седой старик и рисовал. Не трогаясь с места, не подымая головы, спросил он: „Что надобно?“

— Синьор… синьор… — начал Антонио; крупные капли пота катились с лица его.

— Ну! — сердито сказал старик.

— Меня прислал мой дядя Лаврентий, живописец в Корреджио.

— Да разве есть живописец в Корреджио?

— Да, синьор, дядя мой делает славные картины, которые привешивают над лавками.

— О, вывесочный живописец! Ты сказал бы с самого начала…»

— «Эти слова были произнесены с таким презрением, что Антонио был совершенно уничтожен», — читала Валя задрожавшим голосом.

— «О синьор, примите меня в число учеников! Я буду прилежен…

— А сколько ты можешь платить мне? — сердито прервал его художник.

Вопрос этот как громом поразил Антонио.

— Примите меня так, без платы! — с отчаянием проговорил мальчик.

— Слуга покорный! — сказал маэстро и опять взялся за кисть.

Один из учеников сжалился над несчастным, встал со своего места, взял его за руку и вывел из мастерской, и, оставляя его, сказал:

— Знай, бедный мальчик, без денег в городах не найдёшь ни хлеба, ни учителя, ни слуги, ничего; послушайся меня: вернись туда, откуда ты пришёл!»

Дойдя до этого места, Валя так расплакалась, что Алексей Алексеевич не знал, как её успокоить.